Бронуин Джеймсон - Наследство с условием
— Если бы ты был опытным любовником, я бы не заметила разницы. Наша близость каждый раз была необыкновенной, незабываемой. И сравнивать тебя с кем бы то ни было мне в голову не приходило.
Вот она и призналась.
— Ты уже знаешь? — спросил он.
Инстинктивно она поняла, о чем он спрашивал. Живот свело судорогой, внутри все перевернулось.
— Нет, впрочем, задержки пока тоже нет.
— Когда?
— Возможно, завтра, хотя…
Он резко повернул голову, ища ее глаза.
— Хотя?
— Ничего и не предвещает скорого начала месячных. — Девушка засмеялась. — Не хочется заморить червячка и организм не требует шоколада. В общем, в этот раз все не так, как обычно.
Она положила ладонь на живот и испытала волнение, то ли от страха, то ли от возбуждения. Беременна? Неужели под рукой, глубоко внутри уже зародилась новая жизнь?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он низким хриплым голосом.
Как она себя чувствует? Словно стоит на пороге чего-то значительного. Сердце билось гулко и тяжело.
Она откинулась на спину.
— Ужасно.
— Из-за ребенка?
— Ужасно, потому что пытаюсь предвидеть все изменения и постоянно прислушиваюсь к себе.
Энджи медленно повернула голову и увидела, как его глаза скользят по ее телу.
— Я чувствую себя ужасно, — прошептала Энджи, взяла его руку и потянула на себя, — от мысли, что вдруг ребенка здесь нет. — Она прижала его ладонь к своему животу. — И в то же время радуюсь, что если не беременна, то останусь здесь до следующей недели, и снова это случится… между нами.
Она сплела свои пальцы с его, поглаживая и лаская.
— Еще одна ночь, — прошептала она. — Еще один раз.
— Ничего не изменится, Энджи. — Их взгляды схлестнулись. Томас отнял руку и лег на спину.
Девушка последовала за ним, медленно стянула с него простыню и ласково погладила по груди. Он не двинулся, не повернулся, не убежал. И когда она крепче прижала ладонь к горячей коже, все его тело моментально откликнулось.
— Позволь мне помочь с тем, с чем душ не справился, — прошептала она.
И когда их губы соединились, его сопротивление окончательно рассеялось. Она видела, как вспыхивают и загораются искры в бездонной глубине его синих глаз, слышала тихие стоны. Энджи покрыла поцелуями его плечи и грудь и, дойдя до талии, замерла.
— Ты надел их, — она провела пальцами вдоль резинки, — когда вышел из душа.
— Хочешь, чтобы я их снял?
— Нет, я сделаю это сама.
Он приподнял бедра, помогая ей. Затем почувствовал, как ее рука сжалась.
— Я думала об этом все время, пока ты находился в душе.
— И я, — прохрипел он.
— Я хотела дотронуться до тебя.
Энджи двигалась неторопливо, зная цену своим действиям. Он застонал, протестуя и одновременно моля о продолжении.
— Ласкать могут не только руки, но и губы.
Его глаза гневно сверкнули.
— Нет.
— Ты не хочешь, чтобы я занималась с тобой любовью? — Энджи придвинулась ближе, ее волосы темным облаком нависли над его бедрами. Она действовала ловко, Томас уже и забыл, что язык и губы женщины могут творить такие чудеса. Он буквально захлебывался от восторга.
— Подожди, — твердо прошептал он, притянул ее к себе и прижался к влажным губам. Когда он хотел перевернуть девушку на спину, она начала сопротивляться.
— Не так. — Руки уперлись ему в плечи, Энджи заставила его откинуться назад. — Сегодня моя партия ведущая.
Когда она села на него, жаркие руки сначала опустились ей на талию, затем скользнули вверх к высоким полным грудям. Она изнывала от желания, и он спешил соединиться с ней, но в этот раз все было иначе. Это не было быстрым, деловым совокуплением в темноте. И они были вместе не ради зачатия ребенка.
Энджи плыла по волнам наслаждения. Ритм постепенно убыстрялся, движения становились резкими, первобытными, пока в глаза вдруг не ударил ослепляющий свет экстаза.
В ту ночь Томас не ушел. Она заснула в его объятиях, прижавшись щекой к мужественной груди, слушая убаюкивающую песню его сердца.
А проснулась одна и ни капельки не огорчилась. Широкая улыбка осветила ее лицо, когда Энджи провела рукой по простыням и вспомнила в мельчайших подробностях прошедшую ночь.
Томас всегда встает рано. Обычно в это время он в седле или в кабинете. Сегодня он вообще проснулся до рассвета и долго-долго, в полудреме ласкал ее тело.
Рука Энджи коснулась живота, и сладостная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Должно быть, она забеременела. Она ощущала слишком большие изменения в своем теле. Энджи провела рукой по пока еще плоскому животу.
Гормональный выброс?
Она медленно повернула голову на подушке, в глаза бросилась стоящая у дверей ванной сумка. На дне ее валялась коробочка с тестами на беременность.
Сердце подпрыгнуло от радости. Слишком рано? Возможно, да, возможно, нет. Инструкция гласила, что тест будет точен, даже если время критических дней еще не наступило. Зачем терзаться сомнениями, если можно все выяснить?
Она решительно встала и пошла в сторону сумки.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Томас хотел опробовать своего жеребца. Кроме того, ему нужно подумать, сосредоточиться на том, что вернет его на землю, развеет возникшее в груди томление.
Все изменилось. Секс по договору без обещаний закончился. Прошлой ночью они любили друг друга по-настоящему.
Эти мысли будоражили его сознание, и он повернул коня к дому. Если она беременна и решила остаться, у них будет реальный шанс создать семью…
Томас сделал большой круг по периметру поляны. Там гостей ждал завтрак. Он присоединится к ним, как только примет душ и переоденется. Около спальни его вдруг прошиб пот. Сейчас он снова увидит ее.
Но комната оказалась пустой. Кровать убрана, сумка Энджи исчезла. Жаль!
Господи, он действительно признался, что обладал лишь одной женщиной, своей женой? Раньше он никому об этом не рассказывал.
Недоуменно качая головой, Томас направился к ванной, на ходу снимая рубашку. Он уже потянулся к ручке, когда раздался щелчок.
Дверь открылась, Энджи вскрикнула от испуга и отступила назад. Послышались хриплые извинения. Томас нахмурился.
— За что ты просишь прощение?
— За… — Темные брови сошлись на переносице, рука теребила медальон. — За то, что я еще здесь. За то, что использовала твою ванную.
— Ты спросила разрешения еще вчера вечером.
— Но мне следовало заниматься гостями, завтраком.
Энджи была одета, пальцы, сжимающие сумку, побелели от напряжения. Она намеренно отводила взгляд. И вдруг недостающий квадратик мозаики встал на место.
— Наступили критические дни?
Ее глаза расширились и, к его ужасу, наполнились слезами. Черт, да ему лучше иметь дело с разъяренным быком весом в несколько тонн, чем с женщиной в слезах. Особенно с такой женщиной, как Энджи, чьи слезы редки и всегда значимы.
