Салли Боумен - Любовь красного цвета
Когда Шарлотта сказала о том, что время лечит, Роуленд облил ее таким презрительным взглядом, что на секунду ей стало страшно продолжать. Теперь же его лицо пылало гневом.
– Если ты не отстанешь от меня, я уйду, – сказал он, поворачиваясь к ней спиной. – Не вмешивайся, Шарлотта, оставь меня в покое. Неужели это так трудно!
– Не отстану, Роуленд, – бросила женщина, чувствуя, как в ней самой закипает гнев. – Можешь злиться сколько угодно, но я не отстану от тебя. Я не позволю тебе упиваться собственным горем…
– Упиваться? Вот уж спасибо!
– Чего ты боишься, Роуленд? – Он оттолкнул ее, но Шарлотта снова вцепилась в его рукав. – Сломаться у меня на глазах? Или боишься признаться, что прошло уже пять лет, и боль от случившегося – у всех, даже у тебя, Роуленд, – уже не так мучительна, как тогда?
После этих слов мужчина побледнел как полотно. С яростным восклицанием он пошел прочь, но затем остановился, повернулся к Шарлотте и посмотрел на нее долгим пронизывающим взглядом, от которого по ее коже побежали мурашки. А затем – заговорил. Голос его в одночасье стал бесцветным, лицо утратило всякое выражение.
– Не терпится послушать трогательную историю? Тебе этого хочется? Ну, что ж, изволь. Уж коли ты числишь себя в моих друзьях и так обо мне беспокоишься, я тебе удружу, Шарлотта. Мы жили в Вашингтоне, – продолжал он, – возле места, что называется Дюпон-серкл. Я уже три года работал там корреспондентом своей газеты и примерно за месяц до того, как все это произошло, получил указание возвращаться в Лондон. Я отказался и, разумеется, был уволен. Но решение это я принял с легким сердцем. Макс думает, что мне было тяжело пойти на этот шаг, но он ошибается. Эстер работала в американском министерстве внутренних дел и даже подумать не могла о том, чтобы уехать из Соединенных Штатов. Для меня было просто немыслимо расстаться с нею. В следующем месяце мы должны были пожениться. Я подрабатывал где только мог. И как-то раз подвернулась работа в «Пост»…
Роуленд помедлил, но через несколько мгновений продолжал:
– Был выходной, стояла ужасная жара. В тот день мы собирались поехать навестить ее брата. Однако я отложил поездку, поскольку подвернулась хорошая тема для статьи. Не сделай я этого, все обернулось бы по-другому, и Эстер была бы жива. Она стала бы моей женой, у нас могли бы быть…
Он снова осекся. В глазах мужчины было страдание, и Шарлотта сделала непроизвольное движение в его направлении, но тут же подалась назад.
– Она пошла в магазин, чтобы купить какой-то зелени, – продолжал Роуленд тем же бесцветным голосом. – Я сидел дома – работал, звонил по телефону. Она так и не вернулась. Ее убили на обратном пути из магазина. Какой-то пятнадцатилетний парень, до одури накачавшийся крэком, выстрелил ей в шею. Сначала он потребовал у нее сумочку, и Эстер отдала ее, но он все равно ее убил. Она умерла на тротуаре в двух кварталах от нашего дома. На тротуаре, окруженная толпой прохожих, слишком сильно напуганных, чтобы оказать ей первую помощь.
– Они испугались помочь? Я не понимаю, Роуленд…
– Она потеряла очень много крови, а люди до смерти боятся СПИДа. Я так думаю. Впрочем, – он помолчал, глядя на возвышавшиеся впереди холмы, нахмурился и пожал плечами, – это не имеет значения. Врачи сказали, что смерть наступила быстро. Сразу же после похорон я уехал из Вашингтона и никогда больше туда не вернусь.
Роуленд быстро пошел прочь, а Шарлотта, не замечая бежавших по щекам слез, кинулась за ним, схватила за руку и заставила остановиться.
– Роуленд, Роуленд! Подожди! Хорошо, что ты рассказал мне все, хотя… это так страшно. Я понимаю, я попытаюсь понять. Если бы что-нибудь подобное произошло со мной, если бы это был Макс… Неужели ты сам не видишь, Роуленд, об этом нужно говорить! Мы с Максом хотим помочь тебе. Ты не должен зацикливаться на этом, Роуленд, иначе это отравит всю твою жизнь. Я уверена, Эстер бы этого не хотела. Она поняла бы. Со временем…
Задохнувшись, Шарлотта умолкла. Роуленд повернул к ней свое ставшее пепельным лицо.
– Ты хочешь знать, почему я не говорю об этом? Почему жалею, что разговорился сейчас? Да потому, что я наперед знаю, что услышу в ответ: пустые добрые слова, никчемные, глупые советы, дешевые банальности вроде того, что «время лечит». Мне, черт побери, не нужны ваши дурацкие советы, Шарлотта! Меня от них тошнит!
– А я и не советую тебе, Роуленд. Я просто пытаюсь убедить тебя, что ты должен избавиться от этого.
– Избавиться от этого? Как просто! Именно так ты поступишь, если завтра Макс попадет под автобус? И сколько времени тебе понадобится, чтобы «избавиться от этого»? Три года? Пять? Десять? Что ты сделаешь: спокойненько его забудешь, выйдешь замуж за другого? Как долго ты советуешь мне печалиться, Шарлотта?
– А теперь ответь ты: тебя гложет только печаль? Или, может быть, еще вина?
– Вина? – Роуленд метнул на нее обжигающий взгляд.
– Вина за то, что ты переменил решение в тот день, когда погибла Эстер. И вина из-за того, что тебе прекрасно известно: ты не сможешь скорбеть о ней весь остаток жизни. У тебя это просто не получится. Наступит день, и тебе захочется снова жениться, завести детей… – Она встретилась с Роулендом взглядом и непроизвольным жестом опять ухватилась за его рукав. – Господи, Роуленд, ну неужели ты сам не понимаешь, что это будет совершенно нормальным желанием и не явится предательством по отношению к ней. Мертвого невозможно предать.
– Невозможно? – Он яростно вырвал руку из ее пальцев. – Ну зачем, Боже милостивый, зачем я это сделал? Почему? Я знал, что это случится. Я любил ее. Ты сомневаешься в этом? Если сомневаешься, ты – слепа, как последняя дура. Оставь меня в покое ради всего святого!
Видя лицо Роуленда, Шарлотта не сомневалась в его искренности и ничего не ответила. Сбитая с толку, ошарашенная, пристыженная, она стояла и смотрела ему вслед. Роуленд быстро удалялся в сторону холмов и вскоре скрылся из виду. Вернулся он только поздно вечером, и вернулся прежним Роулендом – уверенным в себе, категоричным в суждениях, сдержанным и – словно ни в чем не бывало. С его стороны не последовало ни извинений, ни объяснений. Ни словом не обмолвилась и Шарлотта – ни тогда, ни после. Если же он когда-нибудь и сожалел о своей резкости, то не подавал вида.
Теперь Шарлотта думала, что она очень вовремя вспомнила о том прошлогоднем эпизоде. Даже теперь воспоминания о нем жгли ей щеки. Роуленд заставил ее почувствовать себя маленькой, глупой и никчемной. Какой, должно быть, самонадеянной я тогда выглядела, думала она, громоздя друг на друга банальности и пытаясь ставить ему некие духовные примочки. Шарлотта все еще стояла на мосту и смотрела на ивы, возле которых происходил тот памятный разговор. Она размышляла, как опасно думать, что ты понимаешь чужую душу, и как страшно убеждаться в том, что ты не права. Некоторые черты Роуленда лежали вне ее разумения. Женщину пугали его ярость и холодность, а ведь неделю назад она наивно собиралась его сосватать – человека, доказавшего ей год назад, что она попросту не знает его.
