Леди и Бродяга - Ксюша Левина
Это слезы облегчения. Они катятся по щекам, заливаясь за ворот футболки.
– Хочешь, заберу тебя отсюда? Теперь тебе нечего бояться, – шепчет он мне в волосы. – Полагаю, раньше утра она меня не сдаст? Мы могли бы попросить фору.
– Нет…
Мы оба вздрагиваем и оборачиваемся на Веру, которая с отвращением рассматривает последнюю страницу в тетради.
– М-м-м… А вот и пятно на солнце-Антоне. Вырви ее, делов-то. Никто ничего не узнает, когда меня спросят – не скажу и слова. Наверняка для тебя это важно. А вот дружка его, если позволишь, сдам с потрохами за то, что он сделал с Сашей.
Вера кивает два, три раза. Кусает губы, видимо, чтобы мы не видели, как они дрожат. А потом вырывает последние листы из тетради. Мое сердце сжимается, просто потому, что была надежда, что сестра сделает правильный выбор. Хотя разве я бы такой сделала?
– Вера… Он не стоит того…
– Мне виднее, чего он стоит, а чего нет, – холодно отрезает она, а потом сминает листы и сует их в карман.
– Что ты делаешь? – Я смотрю на Веру, Вера на Бродягу.
– Проваливай, – говорит она ему. И вручает его тетрадь.
– Э-э… не думаю…
Но она его перебивает.
– Господи, сейчас уйди, потом вернешься, Лида, я к Васильевым, ты со мной? Можешь не переодеваться, так поедем, главное побыстрее.
Смотрю на Веру, на себя. Мы обе в пижамах, самых заношенных и удобных теплых пижамах, что есть в наших гардеробах. У Веры волосы в косичке – она никогда их так не носит, у меня в высоком пучке. В таком виде к Васильевым, в гостях у которых мы появляемся только в платьях и на каблуках? Мама ради этого ужина вызывала визажиста, а мы поедем так?
– Она никуда…
– Если ты думаешь, что любишь ее больше меня, гений, то глубоко ошибаешься, а теперь возвращайся к себе в берлогу, я лично завезу к тебе Лиду после аудиенции у Васильевых. И… спасибо. – В ее глазах начинают собираться и так же быстро исчезают слезы. – Это было… отрезвляюще.
Меньше чем через пять минут мы уже сидим в машине Веры, и она выруливает на дорогу. До Васильевых ехать минут десять, не больше, так что мы не успеваем настолько измучиться в тишине, чтобы заговорить друг с другом. У меня колотится сердце от предвкушения, Вера явно о чем-то размышляет, и мешать ей не стоит. Она крепко сжимает руль, резко входит в повороты, не следя за разметкой, – не похоже на мою педантичную сестру.
Последнее, что я от нее слышу, прежде чем машина останавливается:
– Прости, я была неправа, я постараюсь… это осознать. Но ты все равно неправа больше, так что забей.
Во двор Васильевых нас пускают спокойно, в просторной прихожей никто не встречает, но из столовой слышен шум, звон посуды, разговоры. Веру ничего не смущает, и она открывает двери туда едва ли не с ноги.
Сидящие за столом замолкают. Скорее всего, наш вид их пугает больше, чем неожиданное появление. Уверена, что у меня на футболке пятно от шоколадного соуса, которым мы поливали мороженое.
– Девочки! – Отец встает из-за стола.
– Привет, пап! – говорит Вера.
Я машу ему рукой, пытаясь делать вид, что все происходящее совсем не странно.
– Вы же болеете.
Мама хмурится, ей не нравится наш внешний вид, это сразу заметно. Взгляд мамы просто прикован к тому самому пятну на футболке, и я только плечами пожимаю, мол, что поделаешь. Вот такие у тебя дети.
Антон смотрит на нас с презрением, и я уверена, Вере больно видеть это выражение лица. Тем больше хочется макнуть его лицом в самый жирный салат, что найдется на этом столе.
– Да-а, просто пришли поздравить Антона, – нарушаю тишину, когда она становится совсем уж неловкой.
Вера продолжает молча сверлить Антона взглядом, и это даже немного жутко. Она практически не моргает, просто смотрит, будто и не живая совсем. Ужасно, но ощущение, словно Антон в ней что-то убил.
– Подумали, что недостаточно почестей он получил за ту феноменальную победу в конкурсе, – продолжаю я, чтобы как-то расшевелить сестру. Иначе выйдет, что мы просто приехали помолчать.
– Вера, пошли поговорим, – ледяным тоном произносит Антон, но она качает головой.
– Я не была до конца уверена, насколько его победа была трудной, пока не прочитала задания, – хрипло говорит она. Голос пугающе скрипит.
– Прочитала задания? – восклицает отец Антона. – Где же ты их могла прочитать? Их не публиковали, верно, сын? Даже мы не видели, что он там решал. Я, честно сказать, хотел отправить его школьному репетитору, узнать, насколько невыполнимо оно было, но нет же.
Васильев-старший будто и не замечает, в каком мы виде и в каком состоянии Вера. И как зол Антон.
– О, мне их предоставили эксклюзивно. – Пожимает плечами она. – Это правда что-то с чем-то. – Она достает смятый листок из кармана и расправляет его на обеденном столе, едва не опрокинув при этом соусник. – Вы только посмотрите, какие сложные вычисления, да он же просто машина.
– Вера. – Тон Антона становится испуганным. – Это потому, что я тебя бросил?
– Ты ее бросил? – рявкает наш отец.
– Ничего ваш Антон не решал, он простой мошенник, который пользуется людьми. – Вера протягивает листы Васильеву-старшему, тот их машинально берет. – Страшно подумать, сколько раз я слышала от тебя, что тупая. И что без тебя, умного, наверняка пропаду. – Она повышает голос, и он эхом разносится по залу с высокими потолками. – Если понадобится больше доказательств, я с радостью их предоставлю, – обращается она к отцу Антона. – Ничего он там не решал, за него все вступительные сдавал другой человек. И кстати, он бросил меня, как только узнал про задержку, не то чтобы я беременна, но это поступок подлеца. – Она пожимает плечами, подмигивает Антону, будто у них есть общий секрет, и разворачивается, чтобы уйти.
Я хватаю Веру за руку. Ее пальцы вцепляются в мои с такой силой, что больно становится.
– Васильеву это не понравится? – шепчу я, когда мы уже идем по подъездной дорожке.
– Он не хотел никуда Антона отпускать и не верил, что тот справится. Антон эти вступительные сдавал, чтобы выиграть у отца пари и чтобы тот купил ему чертовы билеты на самолет плюс оплатил проживание. Поверить не могу… Но как Бродяга это решал? Какие-то программы? Простого калькулятора тут не хватит.
– Я думала, ты знаешь, ты же сама мне…
– Я
