С милым рай в шалаше - Калина Ясина
— Так, быстро показывай мне руки, нужно обработать раны и ожоги, — включила командирский режим, а я всё равно рад, потому что она рядом и прикасается ко мне. — Как нога? Сто процентов перетрудил.
И ещё что-то бубнит, смазывает раны, забинтовывает руки, смотрит ногу, переходит на тело. На животе большая рана и ожог. Она прикасается своими пальчиками ко мне, а у меня крышу рвёт, и я притягиваю её к себе и целую. Она опешила сперва, а потом ответила, обняла за шею. Какая же она сладкая.
— Ты нужна мне. Нужна, слышишь? Я не могу без тебя, сладкая моя, — шепчу я ей в губы и опять целую.
Будь что будет, пусть знает и решает сама, нужен ли я ей. Отвечает на мой поцелуй, жмётся ко мне ближе, гладит плечи. Я усаживаю её в себе на колени и прижимаю к себе ещё сильнее.
Вдруг она соскакивает с меня.
— Что ты делаешь? Раны, ожог сильный на животе, надо обработать, — тараторит и смущается, а мне все равно, я улыбаюсь и тяну её на себя.
— Потом, всё потом, иди ко мне, девочка моя.
Подаётся ко мне, но резко останавливается.
— Нет. Андрей, вам нужно обработать раны.
И опять игнорирование, опять командирский голос. Что я сделал не так? Почти в любви признался. Значит, она сделала выбор, и не в мою пользу. Сижу молчу.
Раны мне обработали, ногу помассировали, а я всё ещё молчу и наблюдаю за всеми её движениями. Каждый её жест, каждое прикосновение отдаётся во мне волной жара. Фантомно ловлю руками её тело, а по факту только глазами трогаю. Как хочу её всю, дышать тяжело, почему она злится, почему не хочет со мной говорить? Не хочу её отпускать.
Алина встала и собрала сумку. Пошла на выход. Я молчу. У самых дверей разворачивается и говорит, краснея.
— Андрей. Мне не ловко говорить… но прошу, больше так не делать…
— Что не делать? Не спасать тебя? — я вывожу её на откровенный разговор, пусть сама скажет, своим ротиком произнесёт.
— Нет, спасай, пожалуйста… Вернее… Да… — её уже дрожь бьёт, ещё сильнее краснеет, — не целуй меня больше и не говори… ну… то, что сказал… никогда.
— Хорошо. Понял. Забудь.
— Ещё раз спасибо, что спас меня.
Алина не успела договорить, как в комнату ворвалась Галина, ещё её здесь не хватало. Галя нагрубила Алине, и мне пришлось прикрикнуть на неё. Да как она смеет себя так вести, как будто я её собственность, как будто мы… семья.
— Ты совсем что-ли, Галя? Какого ты сюда припёрлась? Я просил тебя не приходить. И что это за собственнические замашки. Я не давал тебе права присваивать меня.
Она меня вывела. Я злился. Встал на ноги и схватился рукой за волосы. Алина точно подумает, что мы любовники, а мне не нужно было этого. Девушка и так ведёт себя со мной отстранённо. И что бы я ей сейчас не сказал, не собираюсь отступать. Я не буду на неё давить, но постепенно добьюсь своего, и Алина будет моя.
— Но, милый, я беспокоилась за тебя, бросила всё и пришла, как только узнала. Давай я тебе помогу, ты ранен, не двигайся.
И Галя тянет ко мне руки, а её слова меня ещё больше взбесили.
— Галя! Я тебе не милый. Ещё раз повторяю, между нами больше ничего нет! Не приходи сюда, я тебе не рад.
Но она как будто меня не слышит. Обняла меня одной рукой за шею, а другой лезет под футболку.
— Андрюшенька, ну зачем она тебе? Она не будет тебя любить как я. Посмотри, я ради тебя на всё готова. Хочешь — унижай меня, хочешь — бей, только прикасайся. Я не могу без тебя. Пожалуйста… пожалуйста, люби меня.
И, взяв меня за волосы на затылке, притянула к себе и целует. Я оторвал её от себя, она не перестаёт цепляться, истерит и плачет. Я задом пячусь к столу, беру с него бутылку воды и выливаю ей в лицо. Галя хватает ртом воздух, вода стекает по ней, но это возымело действие. Она замолкает и смотрит на меня растерянным взглядом. Затем в глазах мелькает осознанность. Но не раскаяние и смущение, а злость и серьёзность намерений.
— Я люблю тебя, Андрюша и ты будешь моим. Только моим! Нам никто не помешает, я избавлюсь от всех препятствий. — А потом голос и мимика меняются на нежность. — Я зайду ещё, милый, выздоравливай.
Я смотрю на неё, и мне становится страшно. Она же больная. Со своей ревностью она может навредить Алине. Я оделся и вышел из дома с намерением проверить, не отправилась ли Галина пакостить ни в чём не повинной девушке. Я просто мимо пройду и всё.
Но как только вышел, то сразу увидел возле дома Алины машину Семёныча. Что он там делает? Ревность всколыхнулась пламенем в груди. Я даже удивился этому чувству. Остановился и наблюдаю. Из дома Алины вышла тётя Маша, дошла до меня и остановилась.
— Сынок, как ты? Сильно поранился?
Она правда обо мне беспокоится.
— Всё нормально, тёть Маш, Алина меня перевязала. А что это Семёныч у неё делает?
Вопрос сам вылетает, и я глаз не отрываю от машины. Тётя Маша посмотрела на меня, прищурилась.
— Так, навестить её приехал, мёда банку привёз, лекарств ей накупил целую кучу в районе, чай сейчас пьют, разговаривают, планы у них там на будущее. Я ушла, не стала мешать.
Пока она говорит, мои руки в кулаки сжимаются, зубы скрипят, дышать тяжело становится. Значит, планы у неё со старостой, да? Ну, конечно, зачем я ей такой, если у неё Семёныч есть. Теперь понятно, почему мне отказывает. У меня шансов нет против Семёныча.
Я ещё сильнее себя накручиваю, кажется, уже пыхтеть начинаю, а тётя Маша масла в огонь подливает.
— Хороший мужик Семён, работящий, ответственный, не пьющий, холостой опять же. И Алинка девка ладная. Ну и пусть старше, главное же согласие между собой. Хорошая пара будет. Андрюша, с тобой всё хорошо? Ты чёй-то красный, у тебя не температура, случайно?
— Нет! — ответил, стиснув зубы, — на пожаре обгорел, всё хорошо, не волнуйтесь.
Немного отдышавшись и взяв себя в руки, я спросил у тёти Маши, нужна ли ей помощь, и хотел уже пойти к ней, как увидел, что Алина и староста вышли из дома. Он протянул ей руку, а она охотно вложила свою, и они стоят так, улыбаются друг другу. Долго.
Чёрт! Что ж так больно-то.
