Завтра наступит вчера - Татьяна Лунина
— В народе — Баланде, — поправила ее Васса. И добавила: — Ты забыла еще про собаку. А собак, по мнению таких, как она, заводит тот, кто с жиру бесится. А у меня еще и породистая — настоящий далматинец.
Они переключились на Батлера, поумилялись, как он растет.
— Не по дням, а по часам! — с гордостью похвалилась Васса.
Поохали и поудивлялись Юлькиному молчанию (как в воду канула, ну ты скажи!), пообсуждали будущую Ларискину работу, помечтали о предстоящих десяти днях безделья: и не дома — с книжкой на диване, и не на даче — задницей кверху, да не где-нибудь, а у одной — в роскошном плавании по местам боевой славы мифических аргонавтов, у другой — в вальяжной Прибалтике, в новехоньком, первогодке, Доме творчества, всего в получасе езды от Риги.
— Говорят, там каминный зал есть, и бассейн, и даже сауна, — раззадоривала подругу Васса. — Представляешь? Будешь днем в бассейне плавать, потом в сауне выпаривать из себя всю московскую дрянь, а потом, чистенькая и отпаренная, вечерком присядешь в кресло у камина — любоваться плененным огнем и думать, какая же ты счастливая!
— Ну да! — усмехнулась Лариса.
— Да-да! — с жаром подтвердила Васса. — А тут по соседству (случайному, разумеется) некто Икс. С седеющими висками, чувственным ртом и жадными глазами — благородный, импозантный господин. То да се, кто вы такая, откуда вы? Ах, я смешной человек! Просто вы дом перепутали — Дом творчества, разумеется, — невинно пояснила она, — улицу, адрес и век.
— Васька, не приплетай сюда Окуджаву! — оборвала ее фантазии Лариса. — Тебе бы любовные романы писать, а не дикторские тексты.
— Так оно и будет! — заверила ее Васса. — Помяни мое слово, истину тебе говорю.
До сверки оставался час, и они занялись подготовкой своих программ. Васса освоилась быстро. Работа ей нравилась, тексты писались легко и в удовольствие. Влад не прав. В новой работе очень даже много элементов творчества. Ей все было интересно, и ее быстрый живой ум легко схватывал все особенности и сложности редакторской работы на выпуске. Рабочие часы бежали, как минуты. А к вечеру, когда уже все тексты были написаны и вычитаны, а они дожидались записи в студии, Лариса поделилась:
— Завтра буду с Игорем разговаривать.
— Молодец! Ты уже все решила?
— Да. Думаю, что да.
Голос был спокоен, но, опустив глаза, Василиса заметила, как подрагивают кончики пальцев ее подруги.
— Ларик, у тебя все будет хорошо, — она нежно погладила слегка дрожавшие пальцы. — Я уверена. Да, чуть не забыла! — И достала из сумки забавного черно-белого медвежонка. — Вот, это Стаське к дню рождения.
— Коала! Какая прелесть, спасибо, Василек! — восхитилась Лариса. — Она будет счастлива.
Зазвонил телефон.
— Алло! — Растерянная Лариса протянула трубку: — Это тебя. Свекровь.
— Я ушла, меня нет! — зашептала Васса, отмахиваясь от протянутой руки.
— Она плачет, — пробормотала Лариса.
Невестка взяла трубку. Что стряслось? Что-то не припомнить на своем веку, чтобы Ирина Пална проронила хоть слезинку. Прямо солнце ясное — ни одной тучки! Да видать, и на солнце есть пятна.
— Да, слушаю.
По мере того как в трубке что-то всхлипывало, сморкалось и бормотало, Вассино лицо вытягивалось к подбородку и бледнело.
— Конечно, Ирина Пална… Успокойтесь… Я сейчас приеду. — Она машинально нажала на рычаг и, глядя на Ларису округлившимися от ужаса глазами, сообщила: — Сестра Влада пыталась покончить с собой. Час назад ее вынули из петли. Ирина вспомнила на остановке, что забыла очки, и вернулась к Ольге. У нее был свой ключ.
А в голове трусливой мышью прошмыгнула эгоистичная мыслишка: «Накрылась поездка — сюрприз номер два».
Глава 9
20октября, 1982 год
«Хму-рить-ся-не-на-до-Ла-да, — слова немудреной песенки цокали в голове в такт цоканью каблуков по асфальту. — А по-че-му-да-по-то-му-что-так-по-ло-же-но-ему». Чушь какая! Почему, когда волнуешься, вечно цепляется какой-нибудь идиотский мотивчик с дурацкими словами? И чем сильнее тебя колотит, тем настойчивее и глупее песенка.
Сегодня вечером — и от этого не уйти — придется объясняться с Игорем. И зачем они в то утро зашли к Топтыгину?! Тогда отпала бы всякая надобность в объяснениях. И не надо было бы принимать никаких решений. И жизнь текла бы по-прежнему, размеренно и гладко. Да только гладко ли? Вспомнились поздние возвращения мужа и его бегающие глаза. И мамин вздох, резанувший однажды: «Ох, Ларка, доверчивая ты! Тебя обмануть — раз плюнуть». Конечно, кто же спорит! Легко обмануть того, кто сам обманываться рад. Как там у Данте? В девятом круге ада варятся обманувшие доверившихся? Кажется, так. Тогда Игорю — вариться в девятом круге? А ей — в каком? За трусость, за страх перед жизнью, за годы, прожитые не в любви — в симбиозе. Как ей заявила в сердцах Васса? Ты боишься самой жизни? А ведь права была многомудрая!
Она действительно боялась жизни. Боялась любить — вдруг страдать придется, избегала самостоятельных решений — вдруг неверные, трусила перемен — вдруг не к лучшему. И вот теперь приходится платить, за все сразу и сполна. Да хорошо бы ей одной, а то ведь и в Стаськин карман залезла: помоги, мол, доченька, расплатиться за мамину глупость, что не по любви замуж пошла — шутя, из интереса. Здесь плата высока, одной судьбы мало — две подавай. Маме — без мужа, тебе — без отца. Она застонала: какими, ну какими словами объяснить ребенку, почему в их доме не будет больше папы, его домашних тапочек, его зубной щетки и полотенца, его одежды. Ребенок-то почему должен расплачиваться за их глупость?!
— Девушка, вам плохо? — пожилая женщина осторожно тронула Ларису за локоть. На ее вязаной шапочке блестели мокрые капли растаявших снежинок.
— Что? — не поняла Лариса.
— Вы плохо себя чувствуете?
— Нет-нет, спасибо, — через силу улыбнулась она. — Просто зуб болит.
— А, — успокоилась «капельная шапочка», — это вам чеснок надо положить. Домой придете, дольку очистите — и на больной зуб. Сразу пройдет. У меня часто так бывает, только этим и спасаюсь.
— Спасибо. Я попробую.
— Попробуйте, попробуйте! — убедительно закивала «шапочка» и пошла дальше, своей дорогой.
«Счастливая! — позавидовала ей Лариса. — Зуб болит». Открыв дверь, она увидела сияющих мужа и дочь, дружной парочкой стоящих на пороге.
— Мамуля! Быстренько мой руки и будем ужинать. У нас для тебя сюрприз!
