Измена. Простить нельзя уйти (СИ) - Элис Карма

— Хочешь подержать? — спрашивает, едва заметно улыбаясь.

— Притормози-ка, подруга, — отвечает Эльвира. — Давай присядем, поговорим.

— О чём? — спрашивает Альбина напряжённо.

— Ты утверждаешь, что это ребёнок Марата, так? — произносит сестра тоном дознавателя.

— Я не утверждаю. Она и так Марата, — чуть обиженно отвечает Альбина.

— Ну, если ты так уверена, значит, не станешь возражать против экспертизы на отцовство?

Альбина меняется в лице. Глаза заволакивают слёзы. Она с надеждой смотрит на меня.

— Марат, о чём она говорит? — спрашивает с дрожью в голосе. Мне становится противно от всей этой ситуации и от самого себя.

— О том, что если ты рассчитываешь на какую-то помощь от Марата, то сначала докажи, что ребёнок его, — отвечает Эльвира.

На лице Альбины появляется возмущение. Она встаёт посреди кухни, прикрывая коляску спиной.

— А ну, пошли вон отсюда! — её голос разрезает тишину. — Не нужна мне помощь от таких людей, как вы! В задницу себе её засуньте. Экспертизы захотели? Будет вам экспертиза! Но тогда, когда вы и думать о ней забудете!

Слова Альбины звучат как проклятье. Дрожь пробегает по спине. Эльвира с довольным видом выходит на лестничную клетку. Видимо, думает, что смогла вывести мошенницу на чистую воду. Я же не знаю, что думать. И чем я вообще занимаюсь, вместо того, чтобы поехать к Вере?

8.3

Я думал, что хуже уже быть не может. Но едва мы с Эльвирой расходимся, мне звонит мама. Ещё до того, как принять вызов, я понимаю, что что-то не так. Мама никогда не звонит мне в такое время. Она в последнее время вообще звонит редко. Первая моя мысль — она всё знает. Вопрос «откуда» не стоит. От Веры, от мамы Веры, от Эльвиры… И это только самые очевидные возможные информаторы. А есть ведь ещё всякие знакомые подруги тётиной золовки, работающие повсюду от домоуправления до того самого роддома, в котором рожала Альбина. Предвкушая разбор полётов, я принимаю вызов. В конце концов, я заслужил порицание и готов к нему.

— Марат, папа умер, — произносит мама каким-то чужим голосом. — Приезжай.

У меня что-то обрывается внутри. Тело перестаёт слушаться. Я хочу что-то сказать, но язык не поворачивается. Понимаю, что нужно срочно ехать к маме, но не могу пошевелиться. Разум отказывается верить её словам. Нет, не может этого быть. Я ведь совсем недавно разговаривал с ним. Он, конечно, болел в последнее время, но при смерти не был. Даже звал на садоогороде крышу у бани перекрыть. Сажусь за руль. Взгляд упирается в грязное лобовое стекло. Не могу пошевелиться. Виски сдавливает. Где-то в глубине сознания всплывает упрямое — это расплата мне за всё плохое, что я сделал. Я потерял отца, потерял жену. И больше всего сейчас я боюсь, что что-то может случиться с сыном.

Я вдруг понимаю, что мне даже неважно будем ли мы растить его с Верой вместе, или она возненавидит меня и не захочет подпускать такого мерзавца к ребёнку. Главное, чтобы он родился здоровым. Я прикрываю глаза и опускаю голову на скрещенные на руле руки.

Когда я приезжаю домой, отца уже забирают в морг. Мама с абсолютно отсутствующим видом и белая как полотно оглядывает меня и спрашивает:

— А где Вера?

Я бросаю короткий взгляд на Эльвиру и понимаю, что та ещё не успела ничего ей рассказать.

— Мам, Веру на сохранение положили. Тонус, — отвечаю я. Ложь сама собой генерируется в мозгу. Сам поражаюсь, насколько убедительно выходит.

— Не говори ей ничего, — просит мама, отводя взгляд. — Ни к чему ей знать пока.

— Ладно, — соглашаюсь я, чувствуя жгучий стыд.

Внезапно я оказываюсь перед непростым выбором: остаться со своей семьёй или ехать к Вере.

— Хочешь уехать? — вполголоса спрашивает Эльвира, глядя на мои терзания.

Мне остаётся только молча кивнуть.

— Знаю, ты всегда выбирал Веру, но может всё-таки подумаешь сейчас? Мама совсем плохая. Ты мало с ней общаешься обычно, потому не замечаешь. Но ей сейчас очень тяжело.

Понимаю, что Эльвира права, и я должен оставаться. Но у меня такое чувство, что если я не поеду к Вере сейчас, то потеряю её окончательно.

— Я поговорю с ней и сразу вернусь, — обещаю сестре и сажусь в машину. — Присмотри за мамой.

— Тебя забыла спросить! — со злостью и обидой отвечает она и поднимается по ступени крыльца. Ей тоже тяжело, как и маме, но из-за своего характера, она держится. Мне стыдно уезжать от них в такой момент. Я лишь обещаю самому себе, что скоро вернусь и обо всём позабочусь.

Заезжаю на заправку, а после сворачиваю на трассу. Те два часа, что провожу в дороге, я думаю об отце, о том, какую роль он играл для меня всю мою жизнь. Он не был идеальным в современном понимании, но лично для меня отец был и останется примером во всём. Теперь я сам без пяти минут отец. И хочу я этого или нет, но мой сын в скором времени начнёт брать пример с меня. А это значит, что я должен поступать так, чтобы не было стыдно перед ним. По некоторым пунктам я уже облажался. Остаётся надеяться, что хоть что-то ещё можно исправить.

Я долго стою перед знакомым до боли подъездом кирпичной пятиэтажки. Вспоминаю, как в самом начале наших отношений вот также караулил Веру с букетом полевых цветов. Как вечером позже мы долго целовались вон на той лавочке. Тогда самой большой проблемой было то, что в любой момент может позвонить мама Веры и начать ругаться, что той до сих пор нет дома. Сколько воды утекло с тех пор. Всё изменилось. Остался бы только прежним код от их домофона.

Звоню в дверь и мне некоторое время никто не отвечает. Смотрю на часы и понимаю, что тёща ещё скорее всего не вернулась с работы. Не уверен, что Вера откроет мне. Она полностью игнорирует мои сообщения и звонки.

— Нету дома никого, — говорит мне пожилая соседка, выглядывая из-за своей двери.

— А вы не знаете, когда вернутся? — растерянно спрашиваю я.

— Да Бог его знает когда, — бабушка пожимает плечами.

— Может, они в больницу поехали?

— Этого я не знаю. Я за ними не слежу.

Она вздыхает и скрывается за дверью. Я спускаюсь по лестнице и думаю про себя, насколько тяжело, наверное, подниматься Вере до квартиры на пятый этаж. Почему я позволил ей уехать? Выхожу на