Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева
Здесь, в випе, есть возможность наблюдать за всем, что происходит в клубе. Внизу — танцпол, но такой, своеобразный. Там нет прыгающих бессмысленно макак, но зато очень много красивых до охерения девочек, крайне сексуально извивающихся под томную клубную музыку. Смотреть приятно и, подозреваю, что можно в любой момент любую из девочек забрать с собой. Не зря же они тут, как на подбор. Типа, такой элитный бордель самого высокого уровня.
Думаю, что среди этого супер-мяса встречаются и просто гостьи, но их не особенно много. На некоторых девочках прикольные портупеи и ошейники разных цветов. Наверняка, это что-то значит, но выяснять нюансы сейчас мне кажется неправильным.
Солнечные волнуются за единственную, похоже, самую главную женщину в их жизни, а я тут про цветовое разнообразие ошейников… Не особо умно будет.
Потому просто смотрю вниз, изучаю, так сказать, ассортимент, без всякой цели, потому что такие девочки мне мало того, что не по карману, так еще и нахер не нужны. Не люблю проституток. Ничего личного, просто отголоски прошлой работы, когда приходилось часто сталкиваться. Так что про несчастную судьбу и некуда деваться наслушался до блевоты. И давно уже пришел к выводу, что этот род деятельности, за исключением совсем малого процента, личный выбор каждой. Кому-то легче зарабатывать на жизнь, раздвигая ноги, а кому-то — моя полы в подъездах. Каждый выбирает для себя, как говорится.
И потому на элитных девочек смотрю без особого интереса, отмечая про себя, что красивые, да, и двигаются, что надо… Но не стоит на такое.
А затем, среди этого разноцветья, вижу ту, на которую стоит…
И моргаю даже, отказываясь верить увиденному.
Глава 19
Захарова умеет выделиться из толпы, ничего не скажешь. Всегда умела, дрянь такая. Даже когда мелкой засранкой была и бегала в толпе одинаковых замарашек, как-то сразу отмечалось, что она — не такая, как все остальные. Что она — эксклюзив.
И вот сейчас, глядя, как она сидит в компании вполне знакомых рож и погонов, отчетливо понимаю, что сегодня этот эксклюзив будет не у меня.
Интересно, у кого?
У Карася, что так по-собственнически тискает ее за плечико, прямо хозяин вальяжный, рожа трескается от довольства, того и гляди лопнет.
Или у одного из городских депутатов, еще совсем недавно с плакатиков призывавшего к борьбе с коррупцией? Смотрю, в борьбе верх неприятель одерживает, судя по злачному местечку, где вход не для всех!
Или, может, у еще одного из сидящих за столом, усатого черта с золотыми печатками на толстых пальцах и повадками братка из девяностых? Я то время только в кино видел, и не думал, что вживую встречу. Мужику остро не хватает малинового пиджака! Прямо просится он тут, неполный букет!
На разнообразие букета работают две тощих длинноногих девки, пристроившихся по обе стороны от братка и дующих губы на Захарову.
Она, кстати, вообще себя отлично чувствует, судя по улыбке и расслабленной позе. А еще по тому, что лапу Карася не скидывает с плеча.
Эта лапа меня дико, до крови в глазах, бесит и заставляет неосознанно подняться, не сводя взгляда с сидящей внизу компании.
Я забываю обо всем на свете, что, в принципе, вполне привычно, когда на горизонте появляется Захарова. Крест мой, блять. Проклятие.
Мне уже глубоко плевать, что Захарова в компании, причем, в компании моего непосредственного начальника. И что я сам не один тут, а с людьми. И что вокруг толпа народа. И совсем непростого народа, охрана тут на высоте и никаких разборок не потерпят…
Мне похер на это все.
Карась сжимает свои сосисочные пальцы на хрупком плечике Захаровой, наклоняется, что-то шепчет ей на ушко, и у меня перед глазами кровь. Ох, сколько тут крови сейчас будет!
Отец и сын Солнечные, заметив нездоровую активность с моей стороны, тоже смотрят вниз, мгновенно распознают объект излишне пристального внимания, да я и не в силах этого скрыть, переглядываются.
А затем Солнечный-младший осторожно так, на правах ровесника, трогает за локоть:
— Федот… Ты остынь… Знакомая твоя?
— Угу… — хриплю я, не сводя красных глаз с лапы Карася на талии Захаровой.
— Неприятно, да… — соглашается Игореха, никаких вопросов больше не задавая, а затем аккуратно кладет ладонь мне на плечо, — здесь нельзя разборки… Ты же понимаешь? Вынесут вперед ногами.
— Понимаю…
Нихуя не понимаю. Пойду сейчас вниз и…
— Ты посиди… Выпей, вот… Пап, глянь, кто это? Раньше были тут?
Солнечный-старший встает, смотрит на компанию внизу, щурится недобро:
— Вагонов… Хм-м-м… А вот второго не знаю. Кто пустил, интересно?
— За бабки куда угодно пустят, — внизу Карась наклоняется еще ниже и пялится в вырез блузы Захаровой, а я скриплю зубами.
— Только не в мое заведение, — холодно бросает Солнечный-старший и нажимает дозвон на телефоне.
В этот момент Карась приглашает Захарову танцевать, и мне становится вообще похер на то, что у отца Игорехи такой прикольный дополнительный бизнес. Не особенно законный для правильного госчиновника.
— Виктор, зайди во второй вип, будь добр.
В голосе Солнечного-старшего мороз такой силы, что кажется, в комнате марево дрожит.
А мне похер. Мне жарко.
Там Захарова внизу. Танцует, мать ее.
Перетаптывается на одном месте с Карасем. А лапы-то у него не на талии! Ниже! Вообще ниже! Какого хуя???
— Ты не горячись, Федот, — тихо и убедительно говорит Игореха, — никто ничего ей не сделает… Тут с этим строго…
— А если… — у меня голос срывается на хрип, — а если уже… Сделали…
— Брат… — вздыхает Игореха, — мне жаль тогда. Но бабы… Понимаешь, тут ни в чем нельзя быть уверенным.
— Мне похуй.
— Оно и видно. Челюсть расцепи, а то зубы в пыль искрошишь.
— Пошел ты…
