Стану тебе женой (СИ) - Юлия Бонд
После разговора с Радом возвращаюсь в кухню. Таня дымит своей таблицей Менделеева в открытую форточку.
— Постой пока в дверях, не заходи, — приказывает командирским голосом и я послушно жду, пока подруга насытится никотиновым дымом. — Ну и что это было, Наташа? Чего ты так в ванную рванула? Живот скрутило?
Я улыбаюсь до ушей. Головой качаю.
— Делала сексуальную фотку для Радмира.
— М-да, — цокает языком. — Любовь-морковь у вас как посмотрю?
— В эту пятницу мы венчаемся.
— Шутишь, подруга?
— Нет. Радмир уже обо всём договорился, — и кое-что вспомнив, запускаю на телефоне мобильный банкинг. — Вот деньги мне на карточку прислал, чтобы я купила подвенечное платье. Не хочешь прошвырнуться по магазинам? Тут много денег, на двоих с тобой хватит ещё и останется.
Татьяна меняется в лице и если минуту назад в её глазах играл озорной блеск, то сейчас там плещется брезгливость.
— Мне его бандитские деньги и даром не нужны.
— Он не бандит. С чего ты взяла эту глупость? Радмир занимается трейдингом. Он покупает-продаёт. Ездит по всей стране, между прочим.
Подруга хохочет: громко и пугающе, будто какая-то ведьма из диснеевского мультика.
— А я смотрю, он тебе знатно по ушам прошёлся, — тянется к ящику стола, достаёт оттуда вилку и протягивает мне: — на, собери лапшу, а то свисает до пола уже.
— Дурочка, — отбираю вилку и отшвыриваю её в сторону. — Ты ничего о нём не знаешь, понятно?
— Ну, конечно. Что я могу о нём знать? Только знаешь, почему твоего Радмира ещё не посадили? Папа-прокурор прикрывает иначе, если сына закроют, то и его карьере придёт конец.
— Я не верю тебе. Ты специально мне это говоришь.
— Зачем мне тебе врать, хм? Мы же подруги с тобой, почти как сёстры.
— Да потому что ты мне завидуешь!
— Я? — опять смеётся как ведьма, только на этот раз её смех меня не пугает, а злит. — Наташа, очнись! Тебе эти “Четыре восьмёрки” голову задурил. Ты дальше носа своего ничего не видишь. Ты думаешь, почему я тебе Игоря сватала? Да потому что он нормальный мужик и рядом с ним ты была бы счастлива.
— Хватит! — наотмашь стучу ладонью по столу. Больно, но от слов, сказанных лучшей подругой, меня вообще режет на лоскутки.
Татьяна замолкает, а я, тяжело дыша, смотрю на неё гневным взглядом и впервые в жизни хочу стукнуть.
— Больше никогда не смей говорить в таком духе об отце моего будущего ребёнка! То, чем занимается Рад, наше с ним личное дело и тебя оно не касается, понятно?
— Ой, дура… Ты же пропадёшь с ним, Наташа!
— Тебе какое дело? Я пропаду, а не ты.
***
— Венчается раб Божий Радмир, рабе Божьей Наталие, во имя Отца, и Сына, и Святого духа, аминь, — священник, облачённый в красивую рясу, вышитую золотой нитью, водружает на голову Радмира венец. — Венчается раба Божия Наталия, рабу Божьему Радмиру, во имя Отца и Сына, и Святого духа, аминь…
С замиранием сердца наблюдаю за таинством венчания, пропуская через сердце каждое мгновение. Наши с Радом руки связаны рушником* (прим. — полотенце из домотканого холста), а в свободных руках мы держим по венчальной свече.
Красиво. И волнительно. Дух захватывает! Одинокая слезинка стекает по моей щеке, потому что радость заполнила всю меня изнутри и теперь выплёскивается наружу.
Распиваем священное вино из одной чаши. После этого священник накрывает наши соединённые руки епитрахилью* (прим. — длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь) и трижды обводит вокруг аналоя* с Евангелием и праздничной иконой (прим. — высокий четырёхугольный столик с покатым верхом).
После завершения таинства венчания нас ещё какое-то время снимает фотограф. Мы позируем ему на камеру: естественно и непринуждённо. Рад крепко держит меня за руку, подушечкой большого пальца гладит кожу.
— Теперь ты моя, — шепчет мне на ухо, продолжая улыбаться для памятных фотографий.
— До последнего вздоха твоя, — отвечаю радостно, смотря в любимые глаза-омуты.
Он такой красивый сегодня: в костюме чёрного цвета, с галстуком на шее. Настоящий жених! А на мне белое приталенное платье с небольшим шлейфом. Длинные рукава из тонкого кружева симпатично облегают мои плечи и руки, а расшитый мелким бисером лиф подчёркивает увеличившуюся в размерах грудь. На голове белый полупрозрачный платок, напоминающий фату.
Не невеста, да. Жена!
Под мой заливистый смех Радмир подхватывает меня на руки и выносит из церкви на улицу. Кружит на крыльце перед массивными дверями священного храма.
— Люблю тебя, моя жена, — опустив меня на землю, склонившись, нежно целует в губы.
— Единственный мой, — с трепетом отвечаю на поцелуй, — муж мой, я люблю тебя.
— Сегодня ночуем дома, а утром улетаем в тёплые края. Ты когда-нибудь купалась в океане?
— Нет, — отрицательно качаю головой.
— И на белоснежной яхте никогда не каталась?
— Нет.
Он широко улыбается, заглядывая в мои глаза.
— Я превращу твою жизнь в настоящую сказку. Ты будешь самой счастливой, красивая моя.
***
Просыпаюсь от жажды и, открыв глаза, первое время не могу сообразить, где же я нахожусь. А рядом под боком мирно сопит любимый теперь уже муж.
Приподнимаюсь на подушке, опирая голову на руку, согнутую в локте. Залипаю на спине Радмира, рассматривая на коже каждую родинку. Не удержавшись, ладонью касаюсь места между лопаток. Мой! Офигительный. Мне даже крышу рвёт от одного только запаха его кожи.
И будто что-то почувствовав, Радмир просыпается, поворачивается ко мне лицом. Его взгляд нежно касается моих губ, спускается к шее и останавливается на зоне декольте, которую я прикрыла, обмотавшись атласной простыней.
— Доброе утро, жена, — говорит он, поглаживая мою щеку указательным пальцем.
— Доброе утро, муж.
Широкая улыбка застывает на губах, а в чёрных глазах загораются знакомые огоньки.
— Иди ко мне, милая.
Рад ложится на спину, а я, устроившись у него под боком, кладу голову на грудь, а ногу закидываю на бедро. Мы любим так лежать, когда вдвоём оказываемся в постели, но не занимаемся сексом. Сейчас у нас минута нежности и я люблю такие мгновения не меньше чем порывы страсти, которые нас накрывают с головой, стоит только нашим телам слиться воедино. Сейчас мы тоже сливаемся… только душой!
— Как спала этой ночью?
— Смеёшься? Ты мне всю ночь спать не давал, — негромко хихикаю и тихо ойкаю, когда на мою ягодицу опускается горячая ладонь, и небольно сжимает полушарие.
— Потому что ты теперь моя. Только моя!
— Так вот, что тебя заводит? Ты впечатляешься тем фактом, что я отдала тебе и руку, и сердце?
— И даже душу.
Ухмыляюсь. Ну
