Девочка Грешника - Даша Коэн
И липкий страх прокатился по позвоночнику, а затем наотмашь ударил по истерзанным нервам.
— Я не знаю, — честно ответила я и тем самым подвела черту под этим бесперспективным разговором.
Я не знала, что буду говорить и делать. Я только понимала, что сейчас мне нужен только Рома. Я хочу получить свой глоток свободы и счастья, чтобы потом потонуть в пучине обрыдлой до безобразия действительности.
Вот и все!
Но время шло, а Рома так и не написал мне. И не позвонил. Новый день — и снова ничего. Выходные подкрались незаметно, но телефон продолжал молчать, а на глаза все чаще стали наворачиваться слезы отчаяния и обиды, пока в субботу у меня не случился самый настоящий приступ паники только от одной мысли: «А что, если он пропал навсегда?»
Руки тут же затряслись, а в груди разорвалась осколочная граната, разворотив все внутренности к чертям собачьим. И не продохнуть. Легкие превратились в кровавую кашу.
Но как узнать наверняка?
Хватаю телефон и непослушными пальцами нахожу его номер, а потом изо всех сил прикусываю щеку изнутри, призывая себя не делать глупости. Не падать ниже плинтуса. Не пробивать дно.
О, пожалуйста!
Но растерзанному сердцу плевать на доводы разума, и оно приказывает нажать на кнопку вызова, а потом замереть каменным изваянием в ожидании его ответа. Я делаю эту страшную вещь, потому что больше не могу терпеть и вариться в этой адской неизвестности. Мне категорически невыносимо без него. Мне плохо. Мне кажется, что я умираю.
Сейчас он снимет трубку, и все встанет на свои места. И больше не будет так отчаянно больно, потому что Рома мой анестетик. И он мне нужен. Прямо! Сейчас!
Но мерзкий сигнал резанул по барабанным перепонкам, а дальше я рухнула в пропасть, услышав монотонный и безжизненный голос. Не веря в происходящее, набираю второй номер, но меня снова добивает тот же самый ответ.
Жестко. Беспощадно. Смертельно.
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…
***
— Это какая-то ошибка, — с рыданием вырываются из меня слова, — ошибка!
И снова жму на вызов, пытаясь достучаться до абонента, который больше не хочет со мной говорить. Но я пытаюсь снова, снова и снова сделать это, пока до меня наконец-то не доходит жестокая и уродливая правда.
Он все получил. Ему больше не интересно…
Партия.
— Нет! — скулю я и отрицательно трясу головой. — Пожалуйста, нет! Ну, пожалуйста!
В моем сердце еще живет глупая надежда, что все это дурной сон или какая-то глупая, совершенно непотребная шутка. А потому я открываю нашу переписку и непослушными пальцами начинаю печатать ему сообщение:
«Рома, я прошу тебя, позвони мне!».
Стираю…
«Рома, если ты решил не продолжать, то просто скажи мне об этом, и я…»
Снова стираю…
«Рома?»
Отправляю, но сообщение зависает непрочитанным. И я все-таки задыхаюсь, роняя из ослабевших, дрожащих пальцев бесполезный гаджет. А затем закрываю ладонями лицо, оглушенная этой страшной действительностью, и реву. Реву так, как никогда прежде этого не делала, срывая голос и захлебываясь в собственном бесконечном бессилие.
И я чувствую себя такой глупой и грязной. Ведь меня так легко развели, а я уши развесила и ноги раздвинула, уверовав в то, что нужна ему. Что он смотрит на меня как-то по-особенному.
Так, как никто и никогда не смотрел…
Конечно! Он же всего лишь видел перед собой легкодоступную дурочку, которая, разинув рот, беспрекословно шла за ним… Он ведь ничего мне не обещал, не сказал слов любви, просто взял меня и выбросил, как использованный презерватив.
Господи, Боже ты мой!
И горькие, соленые слезы еще сильнее хлынули из глаз, а жалобный плач вырывался из меня все громче и громче. И я не знала, как справиться со всем этим ужасом, что вдруг окружил меня со всех сторон. Одиноко. Больно. Несправедливо.
Чем я заслужила, что он так со мной поступил? Чем?
Обманом привел меня в сказку, которая на деле оказалась самым жутким кошмаром. За что? Просто чтобы трахнуть? Неужели этот красивый парень с самыми зелеными глазами на свете оказался всего лишь подлецом, которому нужно было только мое тело?
Ну так и взял бы его!
Зачем надо было сердце из груди вырывать? Вот так, с мясом.
— Зачем, Рома? — скулила я, наконец-то понимая, о чем меня предупреждала Марьяна. О какой неизлечимой болезни она мне говорила.
Я влюбилась в него…
А это не лечится. Как и мои поруганные честь и достоинство.
И плач медленно, но верно перерастал в истерику, которую уже было не остановить. Я не знала как. Я просто выла побитой собакой, но становилось только еще хуже и хуже.
Спустя бесконечность в дверь моей комнаты постучалась бабушка. Оказывается, я пропустила обед и ужин. Но мне нечего было ей сказать. Да я и не могла. Сорвала голос, и теперь из моего горла вырывались лишь сиплые хрипы. Не более.
Но самое страшное началось ночью. О, мои мозги решили, что это самое время, чтобы начать измываться надо мной и потопить в бездне отчаяния. Мастерски лишая меня разума…
Где сейчас Рома? Конечно, с другой. С новой жертвой, которой он сладко улыбается и также виртуозно навешивает лапшу на уши. И она не откажет ему. Как можно? Она пойдет за ним точно, как и я. И он будет целовать ее, трогать, ласкать, пока не возьмет ее всю. И будет жарко шептать девушке свое привычное:
— Давай, маленькая моя, кончай!
Двое суток без сна. Двое суток я провела в персональном чистилище. Двое суток наедине с собой, терзаемая предательством и чувством абсолютной никчемности. Есть не могла. Пробовала, но почти сразу же меня выворачивало наизнанку, а дальше становилось в разы хуже.
Бросила это гиблое дело.
Бабушке врала, что заболела. Приехавшему доктору даже не открыла дверь. Но в понедельник ко мне почти с боем прорвалась Марьяна. Видеть ее было тошно. Потому что она меня предупреждала, а я не послушалась. Дура махровая.
Но дверь все же открыла, понимая, что скрываться вечно не получится, как бы мне того не хотелось, и двинулась на балкон, где сразу уселась в глубокое подвесное кресло, натягивая на голову капюшон почти до носа. Поджала колени к груди и уткнулась в них, тяжело
