Данте - Татьяна Михаль
Он опускает меня возле дверей в ванную и говорит:
– Я сейчас приготовлю омлет. Но уже заказал другие продукты, скоро привезут, и приготовлю куриный бульон. По матушкиному рецепту, быстро поможет справиться с болезнью.
То как он говорит про обычные бытовые вещи и… матушку… не соответствуют тому образу, который я нарисовала в своём воображении.
Монстр. Дикарь. Псих.
А когда говорит спокойно, вот так улыбается и смотрит, словно я весь мир для него, он вроде даже как нормальный…
– Как зовут твою… маму? – спрашиваю вдруг.
Он явно удивлён моим вопросом, но тут же улыбается и с огромной любовью в голосе отвечает:
– Анастасия Юрьевна.
Киваю и хрипло произношу:
– Красиво имя…
Он перестаёт улыбаться и вдруг касается пальцами моих волос. Пропускает сквозь пальцы короткие пряди и грустно говорит:
– Стрижка тебе идёт, но длинные мне нравились гораздо больше. Не отстригай больше. Прошу, Ангел.
А потом его пальцы касаются моей щеки, невольно вздрагиваю – как будто меня касается оголённым проводом под напряжением. Всего одно прикосновение, а у меня в животе всё сжимается. Мое тело откликается на его прикосновение дрожью, но я стою неподвижно, широко раскрыв глаза, гляжу ему в лицо.
Его указательный палец скользят к моим губам, по линии подбородка, затем по шее, поставляя мурашки и заставляя меня сильнее дрожать.
Мы стоим так близко друг к другу, что чувствую его тёплое дыхание.
Он убирает руку, и я снова вздрагиваю, словно меня лишили чего-то важного. Сглатываю ком в горле. Как загипнотизированная смотрю на него, и видимо из-за начавшейся простуды туго соображаю.
– Ты не против омлета? Или лучше приготовить яичницу?
На его слова лишь пожимаю плечами и одновременно, согласно киваю, тут же скрываюсь за дверью.
Слышу, что он негромко смеётся.
Я ещё вчера его ненавидела. А сегодня позволяю ухаживать за собой и готовить мне завтрак.
Может, это не он псих, а я сошла с ума?
* * *
Когда выхожу из ванной, снова застываю истуканом.
Большой мужчина шустро и ловко готовит на моей крошечной кухне.
Наблюдать за Денисом необычно, непривычно. Смятение туманит мой разум, и я смотрю на мужчину как заворожённая.
Он видит меня и что-то говорит. Не понимаю ни слова, потому что в мои уши залетела какая-то странная музыка. Или это не музыка, а моё сердце отбивает столь странный ритм?
– Что ты сказал? – хмурюсь я и сжимаю в руке градусник.
– Говорю: живо в кровать! – повторяет он с улыбкой. – Или отнести на руках?
– Ой, нет… – смущаюсь на его слова. – Я сама…
Быстро добегаю до кровати, кутаясь в одеяло, и забираюсь в кровать.
Сую градусник подмышку и закрываю глаза.
«Да уж, Егорова, кажется, простуда расквасила твои мозги, раз ты позволяешь этому типу ошиваться и хозяйничать в собственном доме», – ворчит внутренний голос.
А мне так хреново, что шлю его гулять лесом. И неожиданно проваливаюсь в полудрёму.
Присутствие Дениса как-то перестаёт напрягать меня, и если честно это удивительно.
Готовя завтрак, Денис не замолкает ни на минуту. Его бархатный, обволакивающий и лаковый голос звучит как колыбельная – успокаивает и как будто исцеляет.
Он говорит обо всём и ни о чём.
Рассказывает о том, что на каком-то там озере в это время года очень красивые закаты. Что его матушка готовит самый вкусный в мире медовый торт. Что он сладкоежка.
Потом его голос и его непринуждённая, уверенная суета на кухне превращается лишь в поток приятных звуков.
Сковывающее мышцы и плечи напряжение тает, и я расслабилась окончательно. Его голос дарит мне покой. Кажется, я улыбаюсь?
Понятия не имею, сколько я продремала, но вскоре ощущаю тепло рядом с собой, и прохладная рука ложится на мой лоб.
Вздрагиваю и медленно раскрываю глаза. Облизнув губы, сонно вздыхаю. Простуда делает меня крайне неактивной и вялой.
Денис смотрит на меня очень внимательно, словно пытается найти какой-то важный ответ на свой вопрос.
Мы вечность молча смотрим друг на друга.
Денис не сводит с меня пристального взгляда, отчего моё сердце, словно сумасшедшее, начинает колотиться в груди.
Внутри всё дрожит и трепещет, когда он очень медленно и осторожно, словно боится спугнуть, отводит в сторону одеяло, кладёт ладонь на мой живот и вдруг ныряет под пижамную рубашку.
Вздрагиваю, взволнованно сморю на него расширенными от удивления глазами. Мне бы возмутиться как обычно, оттолкнуть его или просто сказать «нет», но к своему собственному удивлению молчу, словно проглотила язык, начинаю дышать шумно, часто, рвано и смотрю-смотрю-смотрю на него.
Тело охватывает странное чувство, мне кажется, словно я начинаю парить в воздухе, когда его рука вдруг медленно ползёт по моей обнажённой коже вверх, вызывая мурашки, находит грудь и очень нежно накрывает сначала одну, затем другую.
Мой мир словно бы замирает. И внезапно приходит понимание: то, что я чувствую – это чёртовы бабочки в животе!
С губ срывается удивлённый полувздох-полустон.
Смотрю на мужчину и вижу, как его грудь тяжело и часто вздымается.
Теперь и другая его рука забирается под рубашку, и ласкает мою грудь. Пальцы сминают плоть, медленно ласкают соски, и было в этом что-то непривычное, странное, но очень завораживающее.
Как-то резко он прекращает эту неожиданную ласку, убирает от меня руки с таким мученическим выражением на лице, словно у кота из-под носа убрали миску со сливками.
Денис одёргивает на мне рубашку и достаёт у меня из-под мышки градусник. Накрывает одеялом и смотрит, сколько набежало.
– Бл… Чёрт, – произносит он и поднимает на меня встревоженный взгляд.
– Что? Тридцать семь температура? – улыбаюсь я, делая вид, что только что не позволяла мужчине лапать себя.
– Тридцать восемь и пять, – говорит Денис мрачно. И добавляет уверенно: – Но ничего, сейчас приедет доктор и поможет тебе.
Пожимаю плечами.
Тридцать восемь и пять – не новость для меня. Причём температура хоть и высокая, но я нормально её переношу. А вот тридцать девять и пять меня реально подкашивает.
Денис резко встаёт с моей кровати, и я невольно отмечаю, насколько грациозно и плавно двигается его большое тело.
А ещё вижу, что у него стояк.
Ого.
Данте сервирует для меня завтрак в постель. Ставит на тумбочку самую большую разделочную доску, какую нашёл у меня.
Улыбнувшись, кивает на еду.
– Тебе нужно поесть, Ангел.
– Спасибо… за заботу… – произношу хрипло и немного прокашливаюсь, морщусь от боли в горле.
– Ты молчи, ничего не говори, – произносит он строго.
Сам берёт в руки полную тарелку, вилку и накалывает
