Защитник для Веры - Ольга Дашкова
Снежана понимает, что мы в кабинете не одни, следит за моим взглядом, видит Веру, секундное замешательство, но тут же вскидывает белокурые кудри с плеча за спину, прищуривает глаза, что-то сопоставляя в голове.
— Так вот на кого ты меня променял, да, Егор? Что это за безликое создание делало в твоей уборной? Кто она? Твоя очередная подстилка? Где ты ее подцепил? Официантка в забегаловке или твоя новая маникюрша?
— Снежана, остановись, — не узнаю свой голос, меня прошибает холодом при каждом оскорбительном слове, сказанном в сторону Веры, моей Веры!
— А то что? Что ты мне сделаешь?
Перед глазами темные круги, сжимаю кулаки до хруста суставов. Хватаю Снежану за шею одной рукой, притягиваю к себе, мне ничего не стоит свернуть ей голову, словно курице. В голове полный шум, чувствую, что уже не холод пронзает меня, а жар.
— Еще хоть одно слово, я тебе сломаю шею одним движением, — хриплю прямо в ухо, чтобы слышала только она.
В глазах Снежаны дикий страх, она жадно глотает воздух, не может произнести ни слова.
— Ты меня поняла?
Кивает головой, царапает мои руки, пытаясь убрать их с хрупкой шеи.
— Да, да, отпусти…Егор…больно, — по щекам текут слезы, оставляя дорожки от размытой туши, а мне становится мерзко и гадко от самого себя.
Быстро разжимаю ладонь, с меня словно сходит морок. Отшатываюсь.
— Просто уйди.
Снежана срывается с места, быстро бежит к двери, зажимая рот рукой, пытаясь унять слёзы и истерику. Дверь с силой хлопает. Я вздрагиваю, как от удара. Что это вообще сейчас такое было? Я поднял руку на женщину только потому, что она говорила плохое о Вере. Только потому, что она посмела оскорбить ее, отозваться нелестно, задеть и обидеть.
Я становлюсь гребаным, одержимым шизофреником, не умеющим контролировать свои эмоции. Что будет, если кто-то еще посмеет при мне обидеть эту женщину? На что я способен еще? Покалечить, убить?
Ищу Веру, она все так же стоит у окна, смотрит на меня, поджав губы. Но во взгляде, что скользит по мне, нет страха или осуждения. Там нет совершенно ничего. Ни одной эмоции. Снова отворачивается к окну, за ним уже сгущаются сумерки, к зиме в наших краях темнеет рано.
Ветер на этой высоте кружит снежинки вихрем, а мне почему-то хочется сдохнуть от того, что она все это видела. Мою агрессию и несдержанность, тем более по отношению к женщине. Совершенно не хочу, чтобы она думала обо мне плохо, внутри как-то все леденеет от того, что она смогла уже надумать.
— Вера, то, что произошло… так не должно было быть, — пытаюсь подобрать слова, даже оправдаться и не выглядеть в ее глазах скотиной.
— Не надо ничего говорить. Я не хочу ничего слышать и знать. Это ваши отношения, и я здесь совершенно ни причём. Это твоя девушка, мне Глеб сказал, я видела ее тогда, когда она приехала, мы были на крыльце.
— Но она уже не моя девушка, с того утра, когда я тебя поцеловал на кухне.
— Меня это тоже не волнует. Вчера твоя, сегодня не твоя, это не мое дело, — она даже не поворачивается ко мне, так и смотрит в окно, опять себя накручивает.
Быстро сокращая между нами расстояние, беру за плечи, разворачивая, прижимаю к себе. Крепко, как только можно.
— Только не думай сейчас ни о чем. Просто не думай. Я вижу, как в твоей голове путаются мысли, хоть ты и не подаешь вида. Я сам не могу понять, что происходит со мной, с нами. Я словно падаю с обрыва, не замечаю ничего и никого вокруг. Кроме тебя.
Глажу ее по волосам, крепко сжимая плечи, в кабинете окончательно становится темно, свет так и не был включен. За окном кружит снег. Сердце бьется ровнее. Странно, но эта девушка умеет его приручать, то запуская в бешеном ритме, то усмиряя. Такая слабая и такая сильная, его девочка. Только его.
Глава 23
Вера
Я не могу не думать. Мысли путаются, я противоречу сама себе, отталкиваю и тут же теряю волю, стараюсь хлебнуть как можно больше этой близости, впитать эмоции, которых у меня никогда не было. Живу в некой иллюзии, на время, забывая, кто я, чья жена. Что я в принципе не имею право на отношения, право строить планы, иллюзии, вообще, мало на что имею право.
Почему я до сих пор не ушла? Я ведь понимаю, что скоро на стол ляжет досье на Анатолия Бессонова и его жену Веронику, с фото будет смотреть девушка, похожая на меня, с той лишь разницей, что на снимках брюнетка с длинными волосами, а по факту почти блондинка и стрижка до плеч.
Это изменит многое. Мой статус, положение, отношение. В который раз возникает мысль рассказать все Егору, всю мою такую пропащую и невзрачную жизнь. Но, черт возьми, мне не страшно, мне стыдно!
Как говорить такое успешному, уверенному мужчине? Как можно сказать, что ты была нежеланным и нелюбимым ребенком, сиротой при живой матери, предоставленной самой себе? А потом благодаря безволию и слабохарактерности стала любимой куклой нелюбимого мужчины. Да лучше провалиться или просто сбежать, как я это обычно делаю.
В кабинете темно и тихо. Сердце Егора стучит ровно, отдаваясь мне в грудь.
— Вер, поедем, поедим, я голодный сил нет, — голос тихий, такой родной.
— Конечно, поедем, — я снова соглашаюсь, пойду за ним, мыслей нет сопротивляться.
Пустая приемная, длинные, такие же пустые коридоры и светлый лифт, что слепит глаза.
— Поедем в прекрасное место, вот увидишь, тебе там понравится, — тянет за руку, на ходу кутая в свой широкий шарф, обдавая слегка уловимым ароматом ванили и коньяка.
— Мы разве одни, без охраны?
— К черту охрану, от нее никакой пользы.
— Но, как же Глеб, его надо предупредить, — сама не знаю, что меня тревожит.
— Ты еще позови его с нами. Прольется кровь прямо там.
Едем по снежному городу, Егор уверенно смотрит вперед, четкий профиль, слегка полные губы, еще со ссадиной, двухдневная щетина, ему очень идет. Сильные руки сжимают руль, зависаю, глядя на них, вспоминаю, как они так же уверенно сжимали мою талию, а пальцы ласкали в самых откровенных местах,
