На грани развода. Вернуть любовь (СИ) - Романова Злата

– Я не уйду, пока не узнаю правду! Родя существовал, я не сошел с ума, ведь так? Ты внушила мне, что его не было!

– Его не было! – срывая голос, кричит мама во всю силу легких, оседая на пол и рыдая. – Не было, не было, не было!

Она просто захлебывается в плаче и я с самого детства не видел ее такой, так что это даже пугает. Иду на кухню и приношу ей стакан воды, но она никак не хочет успокоиться. Все плачет и плачет, не обращая на меня внимания и не реагируя ни на какие слова. Я сижу рядом полчаса, не трогая ее, надеясь, что она скоро успокоится и ей не станет плохо, потому что это слишком похоже не нервный срыв, и мама действительно успокаивается. Только продолжает тихо подрагивать и всхлипывать, разрывая мне сердце своим неприкрытым горем. Мне хочется себя ударить, когда мысль, бьющаяся в голове, невольно сходит с языка, потому что это может усугубить ее состояние. Но уже поздно.

– Он был моим братом, да? – задаю вопрос, не успев осознать, что сказал это вслух.

– Да, – безжизненно отвечает она, вместо ожидаемой мной, новой вспышки эмоций, а потом просто закрывает глаза и лежит так, прямо на полу, пока не засыпает.

Глава 15

Ксюша

У мамы провожу вечер, ночь и утро. Боже, как долго тянется время. И как сложно скрыть от нее самое главное: что мой брак рушится прямо сейчас, а я ничего не могу сделать с этим, кроме как наблюдать за неминуемым крушением.

Она только ухаживает за мной, как за маленькой больной девочкой, и от этой заботы слезы постоянно катятся из глаз. Но я не говорю ей о Глебе, это моя боль, моя зона ответственности. Я обещала себе быть сильной и гордой, а еще мне очень нужны моральные силы, чтобы высказать Глебу то, что я думаю, и выстоять, когда он расскажет мне правду.

Если я начну говорить и изливать матери душу, она вытащит наружу все самое болезненное, и тогда я не успокоюсь, пока не расскажу ей все до конца. Говорят, в измене всегда виноваты двое. Где-то я недодала своему мужу, что он нашел себе женщину на стороне. Тщательно запихиваю внутрь вопросы наподобие: «Чем она лучше меня?». Сейчас мне это ничем не поможет.

Держу боль от предательства Глеба глубоко в себе, ведь мама не догадывается ни о чем, мои слезы простительны – из-за направления на аборт. Когда звонит Глеб, она разговаривает с ним прохладно, потому что уверена: он должен быть рядом в эту трудную минуту.

Знала бы она, где он на самом деле сейчас, не выпустила бы меня из дома, запретив любые контакты с ним. Мама сама переживала измену и настрадалась вдоволь. Думаю, что я не вправе нагружать ее своими бедами и проблемами, когда она нашла тихую гавань с моим отцом.

– Мы перепроверим эти результаты, Ксюня, – напутствует она меня, когда я собираюсь домой. – У меня отличный знакомый доктор с лучшими рекомендациями. Возможно, есть шанс на ошибку. Может быть, не все так страшно. Давай, езжай осторожно.

Дома тихо и пусто. Я жду Глеба, напряженно и нервно поглядывая на часы. Самой тошно и противно оттого, что надо будет изображать, будто я верю в его командировку. Он вообще улетал? Или всегда жил двойной жизнью? Когда же это началось? Точно после приезда из Америки. Он стал совсем другим. Холодным. Чужим.

Так изменился, а я же видела! Чувствовала! Но закопала в себе эти ощущения, решив, что переборщила с подозрениями. Но Глеб… До чего же искусно он врал и лавировал, перекладывая на меня вину. Стоит похлопать его актерским способностям. Не каждый способен так ловко врать и плести паутину лжи, сплетая все ниточки воедино.

Только прокололся ты, Глеб. Заврался и даже не заметил, что отправил не то СМС. Наверняка не понял этого, потому что стирал все следы своей измены.

Теперь я выведу его на чистую воду и сорву все маски!

Моя решительность набирает обороты, когда я вижу его машину в окно, а когда он непринужденной походкой входит в дом, я уже достаточно заведена и достигла нужной кондиции, чтобы устроить ему головомойку.

Встречаю его стоя со сложенными на груди руками.

– Как долетел?

Мой вопрос с двойным дном. Если он хочет быть честен, сейчас самое время. В глубине души я даже надеюсь, что все напридумывала себе. Но факты слишком очевидны и жестоки. Я держу их наготове, утыкаясь пальцем в сообщения, а глазами впиваюсь в изможденное лицо Глеба.

– Нормально долетел.

Он проходит вперед и хочет поцеловать меня, но я уворачиваюсь.

– В чем дело?

– Это ты мне скажи, Глеб. Неужели ты не мог приехать раньше, узнав, что меня отправляют на аборт? Ты действительно считаешь ребенка набором клеток?

Глеб подбирается и сжимает губы. Явно недоволен такой постановкой вопроса, когда ему с ходу предъявляют претензии, даже не давая пройти вглубь дома. Раздеться с дороги.

– Опять будем ругаться? Я думал, ты успокоилась. Давай сядем и поговорим.

Раздевшись и разувшись, муж идет в спальню, где в ванной умывает руки и выходит мне навстречу.

– О чем поговорим? – отвечаю резко, снова увернувшись от его рук. Его прикосновения нежеланны, я их не хочу! – О том, как ты отправил меня на аборт?

– Не выводи меня, Ксюша! – предупреждает он. – Я сказал, хватит! Хватит постоянно переворачивать мои слова! Я тебя туда не направлял! Я сказал, что приеду, и мы разберемся. Я приехал. Давай обсуждать все нормально и в кои-то веки не на повышенных тонах!

Смотрю на него и не узнаю.

Своего мужа, который стал чужим, холодным, не моим. Глеб растоптал нашу любовь, предал, уничтожил меня. А теперь просто стоит напротив, с каменным выражением лица, а в глазах тлеет пугающая ярость.

– Нет, ты так и сказал! Не надо отпираться! Что, Глеб, не нравится, когда припирают к стенке? – выплевываю со злостью прямо ему в лицо. – Думал, сможешь вечно держать меня за дуру? Или… – Осекаюсь, а потом озвучиваю ужасную мысль: – Ты собирался развестись со мной! Поэтому ты заставлял меня избавиться от нашего ребенка!

«Пусть он скажет, что я ошиблась, пусть отрицает и рассмеется в ответ на мои обвинения, пусть!»

Замираю не дыша, не в силах вынести этот разговор…

– Ксюша, приди в себя! – нетерпеливо рявкает Глеб. – Что за нелепые обвинения? Не собираюсь я разводиться и не хочу! Я тебя люблю, да что с тобой?!

– Нет, не любишь, – тихо плача, качаю головой. – Если бы любил, то не обманывал бы меня. Я знаю, что у тебя есть другая! И знаю, что только от меня ты не хочешь детей. Даже тот факт, что я уже беременна, не остановил тебя. Ты или ребенок? Это был твой ультиматум? Как же я жалею, что вышла за тебя замуж…

– Ты ничего не понимаешь, ничего не хочешь слушать, – разрубает ребром ладони воздух прямо перед моим лицом муж, а мне кажется, что сейчас ударит, влепит пощечину, словно я истеричка, которую нужно привести в чувство.

– Так скажи мне, Глеб! Скажи, что за тайны ты скрываешь? Почему стал холодным, как только мы приехали в Россию? Я не видела тебя, мы не проводили вместе время, ты вечно работал, а дома избегал меня.

– Я не стал холодным, да господи, Ксюша! Ты же сама работаешь как проклятая! Мы просто заняты оба. Что ты напридумывала? Приди в себя! Ты стала меня доставать, когда я сказал, что не могу посвящать тебе много времени. Сказал, что это не навсегда! Но ты не успокоилась! Доводила! И ты добилась своего, я стал приходить домой вовремя, невзирая на то, что на моих партнеров легла двойная нагрузка. Я сделал это для тебя – и остался виноват. Разве это нормально? Ты так считаешь? Что за бред про другую и аборт? Я никак не могу понять!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Он ерошит волосы и ходит по нашей спальне, как бешеный, загнанный в клетку зверь. А я снова пугаюсь, таким злым я не видела мужа никогда. Холодный, выдержанный, спокойный. Мой настоящий Глеб никогда не кричал на меня, не ругался, не обвинял… Мой Глеб из прошлого никогда бы не записал меня на медицинскую процедуру по прерыванию беременности…

Тело внезапно пробирает леденящий холод осознания, и я вдруг чувствую, странное спокойствие.