Потерянные в прямом эфире (СИ) - Евстигнеева Алиса

— Три… Бодрова, подъём!

Арсений продолжал сверлить во мне дыру взглядом. К счастью, мы уже въезжали на стоянку, иначе, клянусь, находись мы сейчас на дороге — далеко бы не уехали, разве что до ближайшего столба.

Воздух в салоне становился будто плотнее, а щелкающий звук включённого поворотника всё больше походил на мерные удары метронома.

— Ответь, — прозвучало выстрелом требование парня.

***

Пока я принимала поздравления от Данилова, выдавливая из себя радость и выписывая круги перед машиной, мой спутник оставался в салоне и внимательно слушал радио, мрачнея с каждым нашим словом, доносившимся из динамика. Лёшка рассыпался в комплиментах и пожеланиях, а я мечтала лишь о том, чтобы провалиться сквозь землю.

Это же нужно было так облажаться!

Разговор завершился миллионом моих благодарностей коллегам, слушателям и всему человечеству в целом. Обходилась дежурными фразами, которые, впрочем, звучали вполне убедительно. Держать лицо я умела всегда.

Наконец-то я горячо распрощалась с Даниловым. Причин оставаться на улице, к сожалению, больше не было, и ничто не могло отсрочить необходимость вернуться в машину, где ждал ребёнок, всё больше напоминавший грозовую тучу.

— У тебя день рождения! — слёту накинулся на меня Арсений, стоило мне устроиться на своём месте. Он даже не думал скрывать обвиняющие интонации.

— М-м-м, — неопределённо промычала я.

— Ты не сказала! — Арсений выглядел злым и… заметно расстроенным. — Почему?

Выдохнула, медленно стравив воздух из лёгких, и осторожно пояснила:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— С утра было не до этого, а потом у тебя начались уроки. Да и не люблю я этот день. Никогда не любила.

Усмехнулся, нервно и остро, разочарованно покачав головой.

— Ты просто не сочла нужным предупредить меня.

И прежде, чем я успела хоть что-то сказать в своё оправдание, он распахнул дверь и выпрыгнул из машины.

— Блять! — с чувством выматерилась я, глядя вслед Ключевскому-младшему, стремительно удалявшемуся от меня злым шагом.

С психом треснула по рулю. Ну что за невезение такое?! А ведь не лукавила, утверждая, что не люблю сие событие: отношение к собственному дню рождения у меня было более чем сложное.

***

Поднимаясь на нужный этаж, терзалась в сомнениях, а пустит ли меня вообще кто-нибудь в дом. Вариант, что Арсений сбежал и не вернулся в квартиру, даже не рассматривала, иначе можно было начинать паниковать прямо сейчас, ибо я не имела ни малейшего представления, где тогда его искать. А главное, что с этим делать.

Дверь мне всё же открыли, правда, при этом смерили презрительно-обиженным взглядом и почти тут же скрылись в своей комнате, громко хлопнув дверью. Боже, если к приезду Ключевского в этом доме не обвалится штукатурка, да прямиком на мою голову, это будет чудо.

Минут сорок я трусливо просидела в комнате Игоря, на автомате отвечая на сообщения, которые с самого утра летели мне во все мессенджеры. На душе было как-то совсем маятно. Из-за Арсения, из-за сегодняшнего дня, да и в целом из-за необходимости перед кем-то оправдываться. Как же я это ненавидела! Поэтому, откинув телефон в сторону, я отправилась ломиться в царство хаоса и цитадель святого негодования.

Получилось не очень. Не рассчитав силу, я шарахнула дверью не тише, чем парень. Только на этот раз вместо косяка пострадала стена. Привет штукатурке. Арсений, лежавший на кровати, перебирая струны гитары, резко сел, уставившись на меня безумным взглядом.

— Обедать пойдем, — скомандовала я, скрестив руки на груди и плотно сжав губы, всем своим видом демонстрируя, что возражения не принимаются.

— Я не голоден, — играя желваками (до боли походя в этот момент на своего отца), прошипел подросток.

— Очень жаль, потому что… обедать!

Вот и поговорили.

Не стала дожидаться, когда меня пошлют куда подальше, а, судя по всему, парню этого о-о-очень хотелось, развернулась и прямой наводкой направилась на кухню.

Разливала суп по тарелкам и, затаив дыхание, прислушивалась к тому, что происходит в остальной части квартиры. Дверями больше никто не хлопал, на гитаре не играл, да и вообще… было настолько тихо, что создавалось такое впечатление, что в стенах этого дома я осталась одна. И вновь это паническое волнение: ну не мог же он вылезти в окно?!

Суп был разлит, хлеб нарезан, чайник согрет… а его всё не было. Желание разрыдаться было острым как никогда. Я сама не понимала, чего хочу от Арсения. Любви, прощения, понимания? Смешно. Любить меня ему не за что, простить — такое, наверное, не прощают, а понять… маловероятно. Да я и не ждала, четырнадцать лет — достаточный срок, чтобы суметь если не принять, то хотя бы смириться с собственным выбором.

Я сидела на стуле, поставив локти на стол и уперев лоб в ладони. Мне всё время не хватало воздуха, и здесь, в чужой квартире, я чувствовала себя будто бы погребённой под толщей своих грехов. Вспоминалась бабушка, которая гладила маленькую меня по голове, перебирая  тонкие косички, и убеждала в том, что мама вовсе не забыла про мой день рождения, а просто сильно занята. На мой взгляд пятилетнего тогда ребёнка это было одно и то же. Можно было, конечно, себя пожалеть, но следующая мысль была ещё хуже… А что, если Арсений все эти годы точно так же ждал меня? Да нет же, у него был Игорь, который сумел бы объяснить сыну, что я не тот человек, появления которого следует желать...

Звонок в дверь прозвучал как раскат грома. Я даже подскочила и уже почти ломанулась к двери, но потом вспомнила, что я в этом доме всего лишь гость, и не самый желанный.

Звонок повторился, и в коридоре послышались шаркающие шаги Арсения. Нервно сглотнула: неизвестность пугала, заставляя сердце глухо биться в груди. Из прихожей доносились голоса, но слов я разобрать не могла, хоть и прислушивалась. А потом дверь захлопнулась, и я опять испугалась, что Арсений мог уйти.

Секунды тишины показались мне самой настоящей вечностью… Поэтому негромкие шаги, раздавшиеся за пределами  кухни, были для меня самыми прекрасными звуками на земле.

Но несмотря на то, что расстояние между входной дверью и кухней было всего ничего, Сенька преодолевал его едва ли не целую минуту, словно до последнего сомневаясь — идти или нет. Уже собиралась сделать шаг ему навстречу, когда он всё-таки решился и появился на кухне с букетом цветов в руках.

Замерев в дверях, он переминался с ноги на ногу, и с недоверием смотрел то на меня, то на цветы, видимо, до конца не веря, что действительно собирается подарить их мне. Меня же резко затошнило. Стояла посреди кухни и не знала куда себя деть. Ещё никогда в жизни я не чувствовала себя… столь уязвимой. Вот так вот парадоксально. Арсений всего лишь предпринял один шаг в мою сторону и вся моя броня, наращиваемая годами, вмиг очутилась бесполезной. Этот его испуганный взгляд и упорные попытки сохранить лицо, так сильно похожие на мои… проникали куда-то прямо под кожу, болезненными импульсами скользя по нервам, въедаясь в подкорку, ну и заодно в саму суть меня.

Наконец-то он решился и вытянул руку перед собой.

— В общем… Я подумал, что, возможно... — запнулся, поморщился, но собрался. — Короче, с днём рождения!

Оцепенела. Приоткрыв рот, силилась выдавить из себя хоть какую-то благодарность, но голос меня подвёл, выпустив наружу один лишь сдавленный смешок.

Парень понял это по-своему. Кадык у него дёрнулся, и он раздосадованно начал опускать букет вниз, заключив:

— Не нравится.

Степень горечи в его словах собственно и привела меня в чувства. Перехватила его руку, вцепившись в цветы:

— Что ты, они… прекрасны! Спасибо большое!

Он не отпустил, продолжая настороженно держать свой подарок, почти как я, вцепившаяся в упаковку по другую сторону дрожащими руками. Как же я презирала себя за эту слабость, за то, что чувства не поддавались контролю и у меня никак не получалось быть сильной, хотя бы ради Арсения. Пришлось сжать свободную руку в кулак так, что ногти впились в ладонь — боль отрезвила.