Мой муж – мой босс? (СИ) - Белая Яся

Роняет голову, закрывает лицо руками. А вот теперь пошли театральные жесты. Хотя широкие плечи трясутся вполне натурально — будто его и впрямь колотит в истерике.

Мне удаётся подавить острую жалость к этому мужчине.

— Ну… я пойду… Мне ещё с Лампой и Зинаидой Сафроновной объясняться…

— Иди…

— Ты пришлёшь бумаги?

— Всё-таки развод?

— Да…

— Хорошо…

Ёжусь. Внезапно становится так холодно. Слишком легко меня отпускают. Значит, я недорога.

Хорошо, что иллюзия разрушилась сейчас, а не через несколько лет… Такое поведение очень наглядно — просто, вместо тысячи слов.

Интересно, какой вывод сделает Башир Давидович? Даст ли он внуку шанс? Впрочем, мне теперь всё равно — это больше не моё кино…

И я, вскинув голову, ухожу в неизвестность.

Глава 13. Когда говорят призраки…

Зинаида Сафроновна сидит на кухне и барабанит пальцами по столешнице.

— Значит, Лампе не скажите? — смотрю на женщину в упор.

Здесь, в старенькой двушке — а куда ещё она могла вернуться? — по-домашнему уютно. Странно, здесь я чувствую себя защищённой. Не то, что в доме Давлата, который так и не стал моим. Ведь дом там, где сердце. А моё сердце рассыпалось пеплом…

Грею руки о чашку чаю, смотрю на скатерть с ромбиками. Здесь, в этих стенах, я была очень счастлива и очень несчастна. Они хранят мой смех и мои слёзы. Поэтому и родные настолько.

— Не хочу тревожить, — произносит Зинаида Сафроновна. — Потом, когда родит… А так ей и без меня нервотрёпки хватает.

Что верно, то верно. Наша маленькая Лампочка — железная леди. Этим она в мать.

Но…

— Как вы вообще додумались разыграть свою смерть? Лампа и сама чуть не умерла… Да и я…

Вспоминать не хочу, глаза щиплет, в груди ноет. Как она могла?

Зинаида Сафроновна вздыхает.

— Эх, Кристя… Вам, детям, многого не понять. Мы, взрослые, стараемся беречь вас до последнего. — Она сбивает пепел с сигареты в пепельницу-паука. Борька подарил её Марку на прошлый Хэллоуин. Символично, что хэллоуинскую пепельницу сейчас использует… призрак. — Дела у меня на рынке шли неважно, — вздох, затяжка, серый пепел на чёрной керамике… — более чем неважно. Хреново шли. А тут Лампа с её двумя факультетами в разных вузах. Дочка у меня — особенная, умница, я хотела, чтобы у неё было всё лучшее… Чтобы она спокойно училась и ни о чём не думала… Раз уж бог послал мне её так поздно в награду… Вот и тянулась в нитку. Не говорила ничего. Хотела уберечь…

Да уж, уберегла… Лампа до сих пор не отошла от смерти матери. Только не истерит — не умеет просто, а замыкается, уходит в себя, винится… Мы ведь всегда считаем, что могли спасти родного человека. Что чего-то не предусмотрели.

Я знаю — тоже испытываю по отношению к Боре. Так отчего же берегла Зинаида Сафроновна свою дочь?

Вопрос не задаю — женщина его считывает сама.

— От нищеты, Кристён. Когда я… ушла… Лампа же не голодала. Даже тебе деньги подкидывала, верно?

Так и есть. Подруга, конечно, не шиковала, занималась переводами, но без финансовой «подушки», оставленной матерью, конечно же не справилась бы. Потому что переводы — заработок нестабильный: то густо, то пусто.

— В общем, — продолжает Зинаида Сафроновна, — явился однажды, будто чёртик из коробочки, перед прилавком Сан и сделал мне предложение…

— … от которого невозможно отказаться, — заканчиваю я.

Она кивает:

— Да, как и тебе.

— Вы тоже участвовали в съёмках?

Зинаида Сафровна смурнеет, видимо, думает, как лучше сказать.

— Нет, — выдыхает наконец, — где я, — показывает ладонями на себя, — и где съёмки… Это для вас — молодых, красивых… А я… у меня, скажем так, другая задача была… — глубоко затягивается. — Деньги я попросила вперёд, сразу положила на счёт в банк под хорошие проценты. И попросила их помочь сделать мой уход натуральным. Ты лично убедилась, что всё выглядело на сто процентов…

Да уж.

— А как же свидетельство о смерти? — вспоминаю тот жуткий день. — Врачи же констатировали остановку сердца.

— Есть препараты, — говорит Зинаида Сафроновна, — которые временно останавливают сердце.

— Но мы же вас хоронили! — не унимаюсь.

— Меня ли?.. — качает головой. — Ох, дети-дети, я даже рада, что вас так легко провести…

— Это подло! — заявляю я. — Лампа вас не простит.

Зинаида Сафроновна кривит губы — на пухлом толстощёком лице получается странная гримаса, будто насмешка, а не грусть.

— Имеет право… И ты тоже имеешь…

Уж не знаю, куда бы завёл нас разговор, если бы не звонок в дверь.

Открываю — курьер. В его руках — коробочка перевязанная красным бантом. Не хочу принимать, но там могут быть важные документы… Расписываюсь, отпускаю доставщика, плетусь в комнату…

Зинаида Сафроновна тут как тут — любопытствует. Пусть, мне не жалко.

Распечатываю дрожащими пальцами: действительно бумаги — аккуратно сложенный мой диплом с конкурса «Лучший молодой управленец года» и, почему-то, свидетельство о браке… Странно, я ждала другое. Есть там и ещё одна коробочка — из вишневого бархата.

Открываю и ахаю: на шёлковом ложементе покоится рубиновое, филигранно сделанное, сердце… А по тонкой цепочке — будто брызги — крошечные бриллианты… Красиво, нежно, ненужно мне…

Беру в руки украшение — кажется, оно пульсирует, как живое. Пальцы ощущают гравировку на обратное стороне. Переворачиваю, читаю: «В сердце — только ты…»

Давлат пытается меня задобрить?

Перекладывает ответственность на меня? Вручает мне судьбу нашего брака?

Ну что ж — тогда я поступлю так, как считаю нужным.

Хватаюсь за телефон, набираю службу доставки…

— Что ты намерена делать, глупая? — пеняет мне Лампина мама.

— Вернуть ему его сердце. Устала от театральных жестов…

— Ох, дура. Он же любит тебя. И не хочет терять. Если бы хотел — ты бы уже получила бракоразводные документы.

— Вот! Ещё одна причина! Он обещал, что так и будет!

— Тебя не поймёшь, — злится женщина. — То ты тут бесилась, что не удержал, что легко согласился отпустить. Теперь, когда удерживает, коришь за это. Определись уж…

Отменяю курьера, роняю телефон и следом за ним падаю на диван. Старик жалобно скрипит.

— Что мне делать теперь?

Зинаида Сафроновна садится рядом, берёт за руку и накрывает мою ладонь своей, будто прячет внутри…

— Подумай, взвесь, девочка. Сжечь мосты успеешь всегда. Сама говорила о шансе. Вот и дай. Поверь, я дольше твоего на свете живу. Мужчины ради меркантильной выгоды такие подарки не делают. Это — слишком личное.

Наверное, она права. Есть такое поверье, что призраки никогда не врут. Значит, когда говорят гости из потустороннего, стоит прислушаться…

Киваю, тянусь к коробочке, беру подвеску и сжимаю в руке…

Живое трепещущее сердце.

Его.

Отданное мне.

И обещаю себе: буду судить по делам и, возможно, поверю…

Домой, вернее, в дом Давлата, возвращаюсь в полном раздрае. Не представляю, как буду смотреть в глаза Лампе, что ей скажу? Наверняка, она уже в курсе произошедшего в клубе…

Бедная моя светлая Лампочка…

Вхожу в гостиную и застаю там только Марка… Сидит в кресле, понуро свесив голову, рядом валяется початая бутылка…

— Эй, — кидаюсь к нему, — Харламов! — подхватываю свидетельство его очередного падения и тычу ему в нос: — Что это значит?

Марк вскидывает голову, пытается сфокусировать взгляд, икает…

— Это всё… — поводит вялой рукой… — потому что Лампа… и этот… лысый…

Не нравится мне расклад. Начинаю не на шутку волноваться о подруге.

— Ты можешь внятно объяснить, что произошло?

— Я пришёл, а там он… с ней… — Марк показывает руками движение, будто кого-то прессует.

Нет, так не пойдёт. Я устала от полуправды и намёков. Хочу чётко и по полочкам. Оглядываю комнату… Так, ваза с цветами. То, что надо. Вытаскиваю букет, швыряю на пол, а содержимое — выплёскиваю на Хармалова.