Excommunicado (СИ) - Темида Ди

Сейчас я явственно ощущаю многое и внутри похожа на своеобразный эквалайзер эмоций, где постоянно подскакивает что-то одно, но фоном есть самое главное — полное абстрагирование.

Можно сколько угодно ненавидеть или презирать Рамиреса; вставать в позу или, как он сам выразился: «показывать зубы», но признать стоит точно одно — из-за навалившейся работы, хитросплетённого клубка загадок, связанных с устранением отца и попыткой разузнать о «Сомбре» и её хозяине всё, я замечаю, что не мучаюсь кошмарами последние три дня. Алан и Роджер не приходят во снах, а моя глубочайшая апатия, затаившись, как волны в штиль, не накатывает снова.

К среде я терплю неудачу в поиске компрометирующей информации: ни один из моих контактов не сообщает никаких сенсаций или шокирующих деталей о корпорации Альваро. Я часто вспоминаю эту его заминку на слове, но никак не могу подобрать ключ к отгадке, что же он хотел сказать на самом деле. Может, это как-то помогло бы, хотя даже неосторожно обронённое «остальное существует, но тебя не касается» в деятельности «Сомбры» пока помогает не сильно. Она для меня — всё ещё мощная финансовая организация, заключающая многомиллионные сделки и крепко стоящая на всех столпах. А мне страсть как хочется разрушить хотя бы один, если не все… Желание поддеть ногтём якобы идеально заштукатуренную стену за какой-нибудь виднеющийся с краю кусочек, чтобы увидеть гнилые доски, слишком велико, но, увы, — кусочком и не пахнет. Даже намёком на него.

Сам Рамирес ведёт себя всё так же мнимо-учтиво и галантно, не упуская при этом возможности задеть меня в нечастых разговорах. Но и я больше не остаюсь в долгу и начинаю ощущать во всём этом едва заметный оттенок игры и привкус азарта: кажется, Альваро интересно уколоть меня фразой, чтобы услышать, как выстроится не менее острый ответ. За эту неделю мне удаётся наблюдать за ним в разных ситуациях: и на совещании, и на переговорах с представителями «Эксон Лоялти», которые, увы, завершились плачевно, и на трёхсторонней встрече с незнакомыми мне деловыми партнёрами. Я смотрю, изучаю, выискиваю какие-то новые для себя черты и проявления крайне специфичного характера, пока его прицельное внимание направлено не на мою персону. Оправдываю себя тем, что врага нужно знать лучше, чем себя, но в какой-то момент самым раздражающе-ужасным откровением становится то, что я… просто хочу продолжать это делать.

Когда Рамирес расслаблен, что обманчиво кажется вечно присущим ему состоянием, его веки всегда полуприкрыты, а в сети тонких морщин вокруг кроется одному ему известная над чем-то полуусмешка. В беседах с неугодными людьми засасывающая тьма взгляда исподлобья наточенным колом вонзается в жертву, будь то провинившийся подчинённый или слишком дерзкий бизнесмен. В такие минуты Рамирес кажется поистине непобедимым… Вкупе с каждым подобранным словом, без шанса на обход оппонентом, это выглядит как добивание лежачего на ринге.

По отношению ко мне во взгляде Альваро всё ещё есть ярко-неоновое алое предупреждение: «Один неверный шаг, Джейн, и…», но при этом где-то на дне скрывается то, что я не могу расшифровать. Чаще он смотрит абсолютно равнодушно, будто сквозь меня, или пренебрежительно, но порой всё же я замечаю некую оценку и интерес. И каждый раз это приводит меня в несвойственное смятение…

Точно я могу озвучить одно: в этом горьком шоколаде радужки нет никаких лишних эмоций, но если они и их обладатель пожелают, то попросту поглотят твою суть. Твою волю. Всю тебя, безвозвратно.

К четвергу фортуна решает повернуться ко мне лицевой стороной, и — хоть и не без помощи Кейт и Дика по видеозвонку — я, наконец-то, окончательно разбираюсь в присланных документах по четырём веществам, среди которых уже известная мефенамовая кислота, кокаин, литий и перголид. Последние два я отмела во время разговора с судмедом сразу, как только услышала его вердикт: литий нужен людям с биполярным расстройством, чего у моего отца не было, а перголид — для лечения болезни Паркинсона, что так же совершенно мимо, и вдобавок к этому — он был изъят из фармобращения в США ещё несколько лет назад. Навряд ли убийца стал бы заморачиваться и заказывать его в Европе. Остаётся кислота и кокаин, но и насчёт последнего я очень сомневаюсь — ну не мог мой отец пристраститься к «белой дорожке»… Никогда не жаловавшаяся на внимательность, я точно заметила бы какие-то изменения даже в те редкие встречи, что у нас были в последние полгода. С мефенамовой всё было несколько любопытнее, если вообще так можно выразиться: первостепенно она входит в состав противовоспалительных препаратов, и вот тут, если визуализировать отравление отца, можно представить, как ему подсыпают толчённое в порошок часто встречающееся безрецептурное лекарство. Хотя Дик сказал однозначно — доза должна в разы превышать норму, чтобы со временем вызывать омертвение тканей и инфаркт. Так что пока вся моя шаткая теория строится вокруг мефенамовой кислоты и её методично долгого внедрения кем-то в организм папы.

Договорив тогда с Кейт и Диком, я решила составить список тех людей, с кем тесно общался отец в последнее время, и попробовать встретиться с каждым, только вот фамилий и имён было не так много, потому что я не знала достаточно — всего лишь Аманда, наша домоправительница, которая ушла, едва отец скончался, и пара сенаторов. И то: по-настоящему, кроме Рамиреса, которого теперь тоже отмела, я никого и не подозреваю, да и времени на дальнейшее «расследование» у меня пока совсем нет, поэтому идею с визитами пришлось временно отложить.

Моя реальность теперь такова: каждое утро начинается со сборов на отработанном автомате. Душ, скудный завтрак тем, что найдётся, потому что не готовлю; опрятность того или иного заранее заготовленного костюма и вместо всё того же макияжа — сосредоточенность и лёгкий тон безразличия на лицо.

Каждую свободную минуту в офисе я направляю на подготовку к будущему заседанию, ожидаемому через месяц. Мучаю финансистов и начальника юротдела вопросами, изучаю документы по сделке и строю пока хилую линию защиты.

И каждый чёртов вечер вплоть до сегодняшнего дня отказываю Рамиресу, приходящему в шесть в кабинет, в том, чтобы Энтони отвёз меня домой. Благо, мы не видимся слишком часто, потому что я в принципе не поднимаю носа из кипы деклараций, отчётов и договоров, но именно по вечерам он обязательно заходит ко мне и заводит одну и ту же шарманку.

— Если ты снова пришёл уговаривать меня воспользоваться услугами твоего дорогого такси, повторю ещё раз: у меня есть машина, подвозить не нужно, — монотонным от усталости голосом говорю я, не поднимая головы и вглядываясь в платёжное поручение «Эксону», и ощущаю боком, как Рамирес делает неспешный шаг внутрь, не затворив дверь.

Не сразу улавливаю подозрительное молчание в ответ, пытаясь выстроить в голове оффшорную схему, которой воспользовалась компания в этой сделке, и найти в ней хоть что-то разрешённое и официальное. Поэтому я вскидываю взгляд на Рамиреса только в тот момент, когда он в своей грациозной манере занимает кресло.

— Твой феминистический настрой мне порядком надоел. Но, так уж быть, будем считать, что на этой неделе я смирился и пришёл сейчас не за этим, — его оцепеняюще низкий голос звучит не менее утомлённо, и я неожиданно подмечаю в нём троекратно усиленную жёсткость, которая, казалось, временно исчезла между нами.

Мне не хочется отбивать иронию про сильных и независимых женщин с собственным транспортом, как и то, что «уговоры», граничащие с требованием, о сопровождении домой явно продолжатся позже. Медленно выпрямив затёкшую спину, я сосредоточенно озираю сидящего передо мной Рамиреса, пытаясь угадать, почему он на самом деле не в духе.

— Хорошо, — миролюбиво бормочу я, видя, что поджатые губы не собираются продолжать. Тишина всё так же слегка звенит между нами, как отголосок удара ножа по бокалу, и я жду какого-то упрёка в свой адрес, но, похоже, причина всё-таки не во мне и моей работе. — Тогда… Что ты хотел?