Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия
— Есть аптечка? — хрипло спрашивает он. — Нужна давящая повязка и лед.
— Сейчас… сейчас… — подскакиваю я, потом спохватываюсь. — Надо вызвать скорую!
— Не стоит, — обрубает он меня. — Неси аптечку.
— Хорошо, — бросаюсь в комнату, но через несколько шагов замираю на месте. — Черт… Черт! У меня нет аптечки! — разворачиваюсь и с отчаянием смотрю на него. — Я не болею, и не было необходимости…
— Алкоголь крепкий есть? — с хрипом выдыхает он. — Лед?
— Нет, — почти сквозь слезы кручу головой. — Я не пью. И лед… зачем он мне…
— Ладно. Тогда неси чистую простынь и ножницы.
— Хорошо, — с готовностью киваю несколько раз. — Сейчас.
Ножниц тоже не нашлось, поэтому приходится подрезать простынь ножом и рвать руками на лоскуты. Николай кое-как объясняет, как правильно перевязать его рану, и я не без труда выполняю его указания. Осторожно снимаю пиджак, вслед за ним вымокшую в крови рубашку. Перематываю лоскуты простыни вокруг его живота таким образом, чтобы хоть немного остановить кровь. Рана выглядит жутко, меня мутит от одного взгляда на нее, и я просто каким-то чудом не теряю сознание, пока делаю перевязку.
— Ты умница, Алена, — подбадривает меня Николай, но его голос слабеет с каждой секундой. — Теперь надо позвонить. Найди мой телефон. Я его выронил, он где-то на полу.
— Сейчас, конечно…
Разворачиваюсь и начинаю судорожно оглядывать пол прихожей. Только сейчас замечаю, что у шкафа валяется моя дорожная сумка, забытая в «Майбахе». Так вот, что спасло мне жизнь. Похоже, Николай решил подняться, чтобы занести её мне, а тут такой сюрприз. Его телефон валяется тут же, неподалеку от сумки. Хватаю его и тороплюсь отдать хозяину.
Коля слабой рукой кое-как разблокирует экран телефона и набирает чей-то номер. На него жалко смотреть. Он белее простыни, губы пересохшие и отдают синевой.
— Константин Владимирович… На девушку было покушение в её квартире. Я успел вовремя, но ранен ножом в левый бок… Наложили повязку, но долго не продержусь, большая кровопотеря… На вид в порядке. Душили удавкой. Хорошо, ждем.
Рука Николая с телефоном падает вниз. Я смотрю на стремительно намокающую кровью повязку на поясе мужчины и сглатываю. Присаживаюсь напротив на корточки, не представляя, как ему помочь.
— Давайте я вызову скорую?
— Нельзя, — одними губами произносит он. — На тебя покушались. Вместо скорой может приехать кто угодно.
— Но надо же что-то делать, — в отчаянии шепчу я, голос снова меня предает. — Рана очень серьезная…
— Константин Владимирович сейчас приедет. Будем ждать его.
— Но он же не врач!
— Он знает, что делать, Алена. Просто сиди и жди.
19
Баженов приезжает спустя полчаса, но мне кажется, будто прошла целая вечность с момента звонка. Приезжает не один, с ним четверо мужчин — двое крепких парней в костюмах, судя по всему, охранники, седовласый дядечка интеллигентного вида с небольшим чемоданчиком в руках, как выясняется минутой позже, врач, и молодой парень в голубом медицинском комбинезоне, его ассистент. Буквально с порога доктор бросается к Николаю и начинает его осматривать, проверять пульс, задавать вопросы о самочувствии. И я испытываю несказанное облегчение от этого, потому что Коле очень плохо. Он весь покрыт холодным потом, и едва держится в сознании. Баженов, переступив порог моей квартиры, тоже сразу идет к нему, на меня даже не взглянув. Присаживается на корточки напротив, наблюдая за действиями врача, а когда Коля переводит на него болезненный взгляд, с горечью произносит:
— Ну и как тебя угораздило?
— Простите, Константин Владимирович, — едва шевеля губами, пытается улыбнуться мой спаситель. — Старею видимо.
Доктор тактично оттесняет Баженова назад, чтобы осторожно снять сделанную мною повязку и осмотреть рану. Его ассистент готовит лекарство для укола и какие-то инструменты.
— Его надо везти в больницу. Срочно, — резюмирует врач, бросив короткий взгляд на Баженова, и после обращается к своему ассистенту. — Леша, готовь носилки.
Я все это время стою у стены, забыв как дышать. Острое чувство вины за случившееся раздирает изнутри, и я молюсь только о том, чтобы Коля выжил. Если он умрет, я себе никогда не прощу… Тот факт, что меня саму чуть не убили, почему-то в этот момент совсем не тревожит. Как и отсутствие внимания к моей персоне со стороны Баженова. Это, надо сказать, наоборот, даже радует меня — меньше всего на свете сейчас хочется вступать с ним в диалог.
Голос рассудка подсказывает, что в данный момент Баженов меньшее из зол. Мне стоит прислушаться к совету Коли и все рассказать ему, но я малодушно трушу. Боюсь даже рот открыть, или каким-то иным способом обозначить свое существование. Однако это не требуется, потому что в какой-то момент, он сам вспоминает о нем. Медленно поднимается и поворачивается ко мне, без труда отыскав глазами в прихожей мою застывшую у стены фигуру. Подходит вплотную, еще больше пугая меня жестким взглядом из-под грозно сведенных бровей. Задаёт всего один вопрос:
— Кто?
Я открываю рот, но от шока и страха перед ним не могу ничего не сказать. Отрицательно кручу головой, прикрываю глаза на мгновение, чтобы собраться с силами, и судорожно сглатываю. Баженов делает еще шаг, сокращая остатки и без того мизерного расстояния между нами, заставляя вздрогнуть, хватает меня рукой за шею, и с силой прижимает затылком к стене.
— Говори, иначе я сам тебя придушу, клянусь, — рычит, и будто в подтверждение этих слов, его пальцы плотно сжимаются на моей шее.
— Захаров, — в панике хриплю я, вцепившись обеими руками в его ладонь, которая словно высечена из стали — ее невозможно разжать или сдвинуть даже на миллиметр. — Это Захаров…
— Захаров? — переспрашивает он, с сомнением сужая глаза. — Ромка, что ли?
— Роман Евгеньевич…
Стальная рука ослабляет хватку и отпускает мою шею, за которую я тут же хватаюсь, и захожусь в приступе хриплого кашля. Баженов терпеливо ждёт, когда мне станет лучше, не сводя с меня сурового взгляда.
— То есть, я так думаю, — поясняю, прокашлявшись, избегая смотреть ему в глаза. — Если это не вы, то больше некому. Остаётся только он.
— И чем же ты так ему помешала? — холодно интересуется он.
— Не знаю, клянусь. Я не обманывала, когда говорила, что не делала ничего плохого. Просто это он подослал меня сблизиться и шпионить за тобой. А когда я сказала ему, что передумала и хочу отступить, все началось. Хотя он был не против, по крайней мере не отговаривал и не угрожал…
— Захаров? — с сомнением переспрашивает он. — Подослал тебя ко мне?
— Да.
— Вот гнида… — усмехается удивленно.
— Константин Владимирович, надо идти, — осторожно обращается к нему один из охранников. — Все готово к транспортировке.
Я бросаю взгляд за плечо Баженова, и вижу, что Николая уже действительно переместили на носилки.
— Да, идем, — Баженов задумчиво смотрит на меня ещё несколько секунд, после чего разворачивается и шагает на выход вслед за остальными.
А я продолжаю стоять на месте, словно в каком-то оцепенении, не в силах даже пошевелиться. Мужчины один за другим выходят за порог моей квартиры, аккуратно неся носилки, и с каждым их шагом, меня изнутри все больше сковывает страх. Хотя страхом это состояние, пожалуй, не назовешь. Это, скорее, панический ужас, не позволяющий трезво соображать, или даже сделать полноценный вздох. Я вдруг отчётливо осознаю, что сейчас эти мужчины уйдут, и я останусь одна. Беззащитная легкодоступная мишень. Если я так сильно кому-то мешаю, значит, меня снова попытаются убить. Только Коли уже не окажется рядом.
— Константин… Владимирович… — слышу свой хриплый голос, будто со стороны. Наверное, впервые в жизни я произношу его имя без ненависти и презрения.
Он оборачивается, и я теряюсь под его взглядом. Понимаю, что просить о помощи больше не имею права. И почти уверена, что если попрошу — он откажет. Кто я такая для него, и зачем ему это надо? Но он внимательно смотрит на меня, ожидая услышать причину, по которой я окликнула его, и дальше молчать кажется уже нелепым. Напряженно вздыхаю и говорю первое, что приходит на ум: