Куплю любовницу для мужа (СИ) - Халь Евгения
— Послушай меня, Настюша, я тебе клянусь всем святым: пока она здесь, я к ней пальцем не прикоснусь, слышишь? — Гордей перехватывает мои руки и целует сжатые до белизны пальцев кулаки. — Она будет жить в гостевой комнате. Некуда ей больше идти! Друзей у нее нет, в гостиницах опасно. Хлыст ее там придушит втихую и никто ничего не докажет. Да и не будет доказывать. Она же не дочь депутата. И квартиру снимать тоже пока опасно, если он на свободе гуляет. А к нам в поселок он не сунется. Его частная охрана не пустит. Мы недаром им такие бешеные деньги платим. Ты же знаешь, что у нас абсолютно безопасно! В конце концов, ты мне сказала, что это твоя знакомая, и если тебе ее не жалко, то почему ты попросила меня ей помочь? — Гордей внимательно смотрит на меня.
По острию бритвы иду. Мне не нравится его выражение лица. С логикой у него всегда было хорошо. А вот у меня нет. И я едва не попалась в эту ловушку. Что мне ему сказать сейчас? Если мне все равно, что будет с Татой, то, действительно, какого черта я ее за ручку привела к нему?
— Так знакомая или нет? — повторяет вопрос Гордей и я вижу в его глазах тень недоверия.
— Ну да, знакомая. Ну и что? Одно дело, если бы ты помог, как адвокат, я именно это и имела ввиду, а другое — как любовник.
Не то я говорю. Нет, не то! Гордей очень странно на меня смотрит. Нельзя ему давать пищу для размышлений. Потянет за ниточку — а он это умеет — и все раскроется. Муж мне никогда не простит, если узнает, что я подложила под него Тату. Возьми себя в руки, Настя! Сама вогнала себе в сердце нож, сама запуталась. Теперь терпи!
— Ладно, — примирительно говорю я, с трудом глотая горький ком, стоящий в горле. — Пусть поживет несколько дней. Но не больше, слышишь?
— Я и сам заинтересован как можно скорее разрулить эту ситуацию, — Гордей с силой проводит пятерней по волосам, зачесывая их назад, что обычно означает у него крайнюю степень волнения. — Хорошо, пойду в душ.
Дожидаюсь, пока в ванной комнате начинает шуметь вода, и кубарем скатываюсь по ступенькам вниз, в кухню. Тата по-прежнему сидит, забившись в угол круглого диванчика.
— Что ты творишь? Что? Совсем обнаглела, идиотка малолетняя? — шиплю, как змея, нависая над ней, и поднимаю руку, чтобы влепить ей пощечину.
— Я не виновата, — она внезапно захлебывается слезами и закрывается руками, скуля, как щенок.
Да чтоб тебя! Моя рука опускается сама собой. Ну как можно ударить такое беззащитное существо? При всей моей злости я на такое не способна.
— Мне очень страшно, — продолжает скулить она, испуганно стреляя глазами из-под скрещенных рук, на которых багровеют синяки. — Только не бейте меня, пожалуйста! Почему меня все всегда бьют? Иииии… — вдруг тоненько визжит она, хлюпая носом.
Застываю, глядя на нее. У меня так Белка в детстве плакала. Тоненько так тянула на одной ноте:
— Ииииии!
Я когда это слышала, у меня сердце переворачивалось. И уже не важно было, что именно дочка там разбила, разрисовала или порвала. Я готова была сама весь дом разнести, только бы не слышать это щенячье поскуливание. Вот недаром я Тату малолетней идиоткой обозвала. Господи, она ведь реально маленькая! Сидит, вся скорчившись, трясется от ужаса и соплями захлебывается. Ручонками своими тонкими закрывается и все время ждет, что ей вломят. Была бы взрослая женщина, я бы ей сейчас все патлы повыдергивала бы. А вот этой как выдернуть? Детский сад, штаны на лямках. Мои ноги подкашиваются от нервов и усталости. Плюхаюсь на диванчик рядом с ней и шепчу:
— Не реви, не трону я тебя. Нормально и без рыданий расскажи мне, что случилось.
— Это еще хорошо, что те деньги, которые вы мне дали, я спрятала у Макса. Он их в клубе в сейф положил, — сбивчиво, слегка заикаясь, говорит Тата. — Вчера утром перед встречей с вами дождалась, пока Хлыст в магазин пойдет. Он же целый дома сидит, никуда почти не выходит. Только утром в магазин, за пивом и водкой. Вот я хотела свои вещи взять. Начала в сумку бросать самое необходимое, а тут он домой вернулся. Я даже документы захватить не успела. Магазин-то рядом с домом почти. Слышу, что ключ в двери поворачивается, и понимаю, что сейчас он увидит меня одетую, начнет спрашивать, куда я собралась с вещами, и опять бить будет. И еще и запрет. Хорошо, что его квартира на первом этаже. Я в окно и выпрыгнула. Все старые фотки у него остались, и документы, и свидетельство о рождении, и аттестат. Ничего не взяла, — она снова начинает рыдать.
— Ну хорошо, — медленно говорю я. — А почему ты к Максу не побежала? Могла же у него пожить немного!
— Как? — вскидывается она. — Хлыст его знает. Макс несколько раз за меня заступался и даже бил его, когда видел, что я вся в синяках.
Ах вот оно что! Этого мне Макс не рассказывал. Благородно с его стороны, конечно. Но вдруг тревога царапнула по моем сердцу. А что если Хлыст явится к Максу искать Тату? Нужно его предупредить, чтобы был в полной боевой готовности! Хватаю телефон и набираю Макса. Быстро и вкратце рассказываю ему о том, что случилось.
— Ээээ… я не понял: а Тата у тебя сейчас? — он явно шокирован моим рассказом.
— Да, вот рядом сидит, в моей кухне.
— Ничего себе! — выдыхает Макс. — Карапузик, ты-то сама как? Держишься?
— С трудом, Макс, с трудом! Если я ее сегодня не убью, то это будет просто прекрасно! Ты, главное, будь осторожен. Черт знает, что придет в голову этому уголовнику!
— За меня не бойся. Я справлюсь. А вот в тебе не уверен. Тебе срочно нужна поддержка авиации с воздуха. Слушай, я… — Макс не успевает закончить фразу.
Слышу шаги Гордея, быстро отключаю телефон и бросаю на кухонный стол.
Гордей заходит в кухню, на ходу вытирая волосы полотенцем. Останавливается на пороге, внимательно смотрит на зареванную Тату и спрашивает:
— А почему Тата в слезах? Девочки, что у вас тут происходит?
— Ничего! — поспешно пищит Тата. — Просто разговариваем, — и косится на меня.
— Ну да, — пожимаю плечами я. — Пострадали малость о нашем, о девичьем.
Гордей
Вот она, женская логика. Сначала Настя сама предложила открытый брак, а потом набросилась на его любовницу. Тата — молодец. Терпит молча и покорно, не хочет накалять и без того непростую ситуацию. Но по ее затравленному взгляду можно только догадываться, какой истеричный женский разговор здесь случился. Лицо у Таты заплаканное, глаза припухли, и она едва сдерживается, чтобы не зарыдать. Гордей выключил кнопку закипевшего чайника и достал из шкафчика три чашки.
— Вот что, девочки. Давайте чаю выпьем и все успокоимся. И обсудим, как жить дальше в течении последующих нескольких дней. Ситуация непростая. Но мы должны ее обсудить, даже если нам всем неприятно. Нельзя такие вещи пускать на самотек. Это я вам, как адвокат, говорю.
— Я так не могу! — вдруг воскликнула Тата, вскакивая на ноги.
— Ой, молчи уже! — огрызнулась Настя. — Не может она. Я вот сижу и молчу, хотя мне в десять раз сложнее, чем тебе.
— Поэтому и не могу! — запальчиво выкрикнула Тата. — Вы с Гордеем так мне помогли! Другие бы на меня просто наплевали. А вы… а я… не могу я ломать жизнь людям, которые меня так жалеют. Мне здесь не место! — она перепрыгнула через подлокотник диванчика и бросилась из кухни.
Гордей ошалело посмотрел на Настю. Она так же изумленно взглянула на него. В холле хлопнула входная дверь. Гордей грохнул чашками об стол и бросился за Татой.
— Стой! — закричал он на бегу.
Но тонкая фигурка Таты уже скрылась в чаще леса, окружавшего поселок. Гордей добежал до опушки и остановился, тяжело дыша и уперевшись руками в колени. Только теперь он почувствовал разницу в возрасте и впервые подумал: а хватит ли у него сил на такую молодую лань? Вон как рванула! За три секунды буквально промчалась по их немаленькому саду, пересекла дорогу, и когда он выскочил за ворота, ее уже и след простыл. Тут что играй в теннис, что не играй — корты и спортзал не поворачивают время вспять. И пока он был с Настей, чувствовал себя тигром и героем. А как только перешел на молодую поросль, тут-то коварный возраст и дал о себе знать. Хоть обкачайся, папик — черта с два ты за такой угонишься!
