Вивиан Коннелл - Золотой сон
Уголки ее губ опустились вниз и она с трудом выговорила: «Чего ей было от тебя нужно? Ты действительно вернешься и будешь с ней о чем-то говорить?»
– Боюсь, она не в смысле времени говорила про возвращение, – ответил Кельвин.
Дождя почти не было, и они молча дошли до площади короля Георга. По дороге Григ оступилась, попала ногой в лужу и промокла до самых щиколоток. Кельвин с интересом услышал впервые в жизни, что она умеет браниться. По-прежнему молча они вошли в холл пансиона.
– Можно, я к тебе поднимусь, – попросила Григ. Кельвин в душе смутился, но сдержался и не стал возражать. Они поднялись на лифте и войдя в комнату, увидели, что в камине весело потрескивают горящие поленья. Григ скинула пальто, подошла вплотную к камину и сняла мокрые туфли и чулки. Кельвин принес ей полотенце и она досуха вытерла ноги. Лишь потом она огляделась вокруг.
– А мне нравится твоя комната.
– Мне тоже.
Кельвин подошел к окну, затем, не понимая зачем, к письменному столу.
Григ сердито посмотрела на него и спросила: «Ты что – хочешь, чтобы я ушла?»
– Нет.
– Может, ты хочешь вернуться к той женщине?
– Не говори глупостей.
– Но ты бы мог к ней вернуться, если бы меня рядом не было?
– Мог бы.
Кельвин подошел совсем близко к Григ.
– Точно так же и тебя мог увести куда угодно этот португальский матрос. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что жизнь удивительно разнообразна. И еще я знаю, что без меня ты пропадешь.
Она подняла к нему голову и сказала: «Я знаю, ты лучше меня понимаешь жизнь. Я это поняла еще в «Корабельном колоколе», еще в порту, хотя до прошлой недели я, оказывается, ничего не понимала. А сейчас, Кельвин, я все поняла. В тебе оказывается, есть частица всех, с кем ты встречаешься. Вчера я в тебе увидела этого огромного Олли. А сегодня ты как-то даже лучше понимал испанскую музыку, чем тот моряк, что играл, так значит, и он в тебе был.» Она снова улыбнулась, но вдруг лицо ее омрачилось. – «Только вот с этой женщиной я никак не могу понять. Она на меня так смотрела, как будто давно меня знает и сильно ненавидит, и тебя знает давным-давно.»
– Я ее раньше никогда не видел.
– Ну почему она на меня так смотрела?
– Она нас еще в баре увидела, хотя я, например, ее не видел. И тебя, она, наверное, раньше видела, когда ты вдруг заметила этого учителя, и на тебя смотреть было страшно. Она очень странная женщина, она видит всех насквозь. И ей кажется, что ты очень буржуазная.
– Мне очень не понравилось, что она на меня смотрела, как на маленькую бестолковую девчонку, – сказала Григ сердитым голосом, – а я такая же женщина, как она. Немного помолчав, она попросила: «У тебя нет ничего выпить?»
Кельвин налил ей виски с содовой – в этот момент часы пробили одиннадцать. Он встрепенулся: «Уже поздно. Тебе пора».
– У меня ключ есть, и мне плевать.
Резкость, с которой это было сказано, поразила его. Он осознал, что в ней действительно просыпается женщина. Она допила виски и заговорила: «Кельвин, ты знаешь о жизни все. Помоги мне – мне нужен проводник. Знаешь, как приятно сидеть с тобой рядом у огня и знать, что никто сейчас за тобой не подглядывает сквозь замочную скважину. А ведь Колдминстер – это одна большая замочная скважина. Ты сможешь всю жизнь не выпускать мою руку, Кельвин?»
– Смогу. Я уже понял, что другого такого человека, как ты, мне не найти. Тебе только нужно избавиться от страха, иначе я ничего не смогу поделать.
– Если ты уйдешь, я пропаду раз и навсегда.
– Избавляйся от страха, – настаивал Кельвин. Она продолжала смотреть на огонь и никак не отреагировала.
– Почему лицо этой женщины все время стоит у меня перед глазами? – возмутилась вдруг Григ. – Никакая я не буржуазная, и не такая уж дура, как она наверняка думает. – Она вскочила на ноги, лицо ее исказилось яростью: «Какого черта, она же хотела отнять тебя у меня! И все они только этого и хотят. Теперь я понимаю, что означает этот взгляд, которым женщины на тебя смотрят». Подобие улыбки озарило ее лицо. Она подошла к столу и попросила: «Покажи мне свои вещи.»
Кельвин тоже поднялся и подошел к столу. Какой радостью наполнялось все его существо, пока она босиком расхаживала по его маленькой комнатке. Она попыталась было полистать страницы его фолианта, но он, накрыв ее руку своей, мягко отстранил ее. С улыбкой он покачал головой, давая ей понять, что не все ей дозволено здесь разглядывать. Она вывернулась и поцеловала его, сегодня ее губы были просто обжигающе горячи. Она даже успела схватить маленькую статуэтку индийского бога, повертеть ее в руках и поставить на место с изумленным видом.
– Не нравится она мне.
Кельвин удивился: «Как странно, мне уже кто-то это говорил.»
Озадаченная, она посмотрела на него, но потом успокоилась и потянула его за руку осматривать комнату и прилегающие помещения. Ванную комнату она одобрила, потом перешла в спальню, всю розовую в свете сильной лампы под абажуром.
– Как здесь мило, уютно. А ты именно здесь спишь?
Она мягко подошла к постели и коснулась его пижамы на подушке: «Ой, она теплая.» С этими словами Григ улеглась на постели и подложила пижаму под щеку.
Она снизу посмотрела на него, рот ее был полуоткрыт. Неожиданно он резко наклонился и поцеловал ее. Она коротко всхлипнула, откинулась назад и вдруг повалила его на постель рядом с собой. Казалось, все ее тело дышит неудовлетворенной страстью.
В комнате было очень тепло, на лбу у нее выступили крупные капли пота и она прошептала: «Как здесь жарко. Я сниму свитер». В мгновенье ока она сняла свитер и расстегнула молнию на юбке. «Вот теперь мне ничего не мешает». Их губы снова слились и она, задыхаясь от счастья, прошептала: «Мне всегда хотелось остаться с тобой наедине, только ты и я, и больше никого. Тебе хорошо?»
– Да.
Она захлебывалась в собственном желании, каждый удар сердца громом отдавался в мозгу, она воскликнула: «О, дорогой мой, я так тебя люблю! Я люблю твои руки! Это как электричество, это неземное блаженство». Она едва слышно прошептала ему на ухо: «Сними с меня юбку, я хочу свободы». В ту же секунду Кельвин забыл обо всем на свете, кроме мощных потоков энергии, потрясавших его тело раз за разом и не находивших выхода, тело уже не повиновалось ему, хотя он чувствовал каждую его клеточку.
Он жадно поцеловал ее раскрытые губы, она прошептала: «О, господи, теперь ты мой, навсегда…»
– Я чувствовал, что все будет именно так… много лет назад, еще до того, как мы родились… я все понял…
Он уже давно пил истинный эликсир, силы вырывались из него, подобно извержению вулкана, и он воскликнул: «О, твои губы, на них весь мед земли!»
В этот момент она поняла смысл всего сущего на земле, и прошептала: «Пей же весь мой мед, родной, он твой…»
