Вивиан Коннелл - Золотой сон
Она поцеловала его, он прижимался к ней все ближе и ближе, а она знала, что происходит то, что и должно произойти и она уже ждала этого, а он все больше и больше тянул ее вглубь ниши, пока пол под ними не разверзся и повсюду, куда ни кинь взгляд, была вода, та вода, что течет по дну всего сущего.
ГЛАВА 28
Кельвин в такси ждал у выхода из театра. Кэролайн долго не было, но наконец она появилась с извинениями: «Извини, что я так долго.» Он помог ей забраться в машину. «Ты в зал не заходил?» – спросила она.
– Не хочу я эту пьесу смотреть. Ты, наверное, голодная, да?
– Я бы сейчас не отказалась от бутербродов с виски.
Кельвин постучал по стеклу перегородки и сказал водителю: «В «Ритц»».
Не говоря друг другу ни слова, они доехали до «Ритца», там в баре к ним подошел черный официант Месса, Кельвин заказал два двойных виски и бутербродов. По тому, как Кельвин разговаривал с официантом, Кэролайн поняла, что людям с ним хорошо и спокойно. В баре никого не было, они сели в самой глубине, спиной к окнам. Кэролайн была одета в простое черное платье с золотой брошью в форме буквы «V».
Она закурила сигарету и сказала: «Как здесь спокойно.»
– Когда я в Лондоне, здесь я чувствую себя дома, – сказал Кельвин.
Они съели бутерброды, Кельвин заказал еще виски, ее щеки наконец порозовели. «Ритц» был полон тишины, и в этой тишине они многое узнали друг о друге. Она рассказала Кельвину, что была замужем, что у нее ребенок, что сейчас жизнь ее превратилась в черт знает что, а он рассказал про Грейс, Майкла, Розмери, про свой дом в Сассексе. Потом она еще много чего ему рассказала о себе, и подтвердилось то, о чем он уже догадывался – что в ее жизни много раз была любовь, что много людей, любивших ее, умерло – и в конце истории как будто черная вуаль образовалась над ее головой, она навсегда надела траур по той веселой девчонке, которой была когда-то.
Потом сознание унесло ее куда-то далеко, прочь из отеля «Ритц», ее долго не было, но потом она вернулась, бормоча что-то о целом поле лютиков – подняв на Кельвина глаза, она искренне сказала: «Я не могу понять, что со мной происходит.»
Он замолчал, не смотрел на нее и отвел взгляд к зеркалу, что стояло в углу рядом с комнатой Мессы – там, в таинственной глубине, иногда мерцал неведомый свет в каком-то длинном коридоре.
Она посмотрела на него – он, старательно отводя взгляд, сказал: «Я видел этот свет, он горит в конце коридора Времени.»
Она посмотрела на свет в конце отражавшегося в зеркале коридора и ответила: «А я и не знала, что там есть ход.»
– А его там и нет, – сказал он с улыбкой.
– Но я же его вижу.
Он поднялся, прошел в угол и потрогал зеркало, потом потрогал лампу у зеркала и посмотрел на Кэролайн изумленными глазами.
Спокойным голосом она сказала: «Я не понимаю.»
Он прошел дальше в угол, где висел фонарь, освещавший выход на Арлингтон стрит и потрогал лампу там, и тут она начала понимать тайну ламп и зеркал отеля «Ритц».
Когда он вернулся к столу, она сказала: «А мне легче думать, что этот свет горит в несуществующем коридоре, но гореть он будет вечно.» Она глубоко вздохнула. «Интересно, куда ведет этот коридор, и что будет, если я дойду до самой лампы, до самого конца.»
За столом установилась тишина, а от ламп и зеркал исходили бесчисленные струи света.
Но вдруг она повернулась, их глаза встретились, руки переплелись, она побледнела и прошептала: «Боже мой!»
Он долго ничего не мог сказать, только смотрел на свет в конце длинного коридора Времени, и знал только одно, что старые ароматы разлиты сейчас в воздухе, те самые ароматы, что спасли ему жизнь в пансионате, когда он был на грани смерти. Лампы и зеркала создали целый новый мир света, весь бар теперь тихо сиял, переливаясь золотом, и на ум ему снова пришли те самые две строчки:
Нет, не во сне, не наяву, в апреле том, Волшебный сон меня объял златым крылом. Еще не успев повернуться к Кэролайн, он уже понял, что свершилось какое-то таинство – она прошептала, не веря своим ушам: «Откуда ты знаешь эти строки?»
Он внимательно на нее посмотрел, остановил взгляд на ее волосах, медленно достал из кармана записную книжку и выложил на стол прядь волос, сравнил их с волосами Кэролайн и улыбнулся.
– Сейчас они у тебя потемнели.
Она посмотрела на него, потом на свет в зеркале, и поняла, что единственное, что можно сейчас понять – это то, что свершилось чудо, причем самое естественное, как дождь или радуга.
– Откуда она у тебя?
– Я ее нашел.
– Тенкири, – сказала она. «Джон Тенкири, как давно это было. Я почти его забыла, но сегодня что-то меня кольнуло, и я его вспомнила – до тебя он был единственным светлым пятном в моей жизни. А как вы с ним познакомились?
– Я его никогда не знал. Он умер еще до того, как я приехал в Колдминстер. Но мне кажется, что это – его завещание мне.» Он положил листок бумаги и прядь волос ей на колени. «Теперь я все это должен вернуть тебе.»
– Я была совсем маленькая, – сказала она, – и он ко мне даже ни разу не прикоснулся.
– Я догадался, но он оставил тебе то, что всегда было с тобой.
– Это правда. Она посмотрела на него, и глаза ее говорили, что отныне она готова вручить заботу о своей судьбе ему. «Вот уж не могла подумать, что все вернется, да так неожиданно.» Она посмотрела на свет в конце коридора – коридора Времени. «Мой ангел-хранитель Джон Тенкири, ты вывел меня к дому!» Она вела себя как ребенок, нимало не заботясь о том, какое впечатление на него производит. «Я же вернулась домой, Кельвин, правда?»
– Да, ответил он, – ты действительно вернулась домой. Он помолчал. – Долгий тебе достался путь, но тем радостнее возвращение.
– У меня такое ощущение, что я все последние годы просидела в тени, а сейчас я вдруг вышла на свет – это ведь все свет, да?
Глаза ее устремились к зеркалу в конце коридора, он взял ее за руку.
– И мы пойдем к нему вместе.
Огни гостиницы «Ритц» вспыхнули для них в последний раз. Кельвин вывел Кэролайн на Арлингтон стрит, они сели в такси и он повез ее домой.