Кара Локвуд - Улыбнитесь, вы уволены
Когда я возвращаюсь в квартиру, Мисси нигде не видно. Проверяю, на месте ли ценные вещи — жемчужное ожерелье от бабушки, телевизор и DVD-плеер, — но, кажется, ничего не пропало. К тому же ее коробки здесь, как и толстый бумажник ее дружка. Надо полагать, она еще вернется.
Воспользовавшись тишиной, приступаю к работе над диском для Рона — первое приятное занятие за весь день. Для меня нет ничего лучше концептуального искусства, где единственное ограничение — твои способности. Через полчаса я набросала гигантскую пробку для раковины и закрасила ее несколькими крупными мазками. Будь у меня работа, где я могла бы заниматься этим весь день, я бы чувствовала себя счастливой. Все, что мне нужно, — это работа, требующая чуть больше творчества, чем дизайн канцелярских каталогов.
Я решаю, что пора взглянуть на вакансии. Просматривать объявления в Интернете скучно и унизительно. Прокрутив сотни окон с результатами поиска, я преисполняюсь ненависти к себе. Глаза покраснели и болят. Я в обиде на родителей, у которых не хватило изобретательности придумать для себя что-нибудь доходное, типа чайных пакетиков или корректирующей жидкости. Я в обиде на счастливчиков, получивших в наследство дома вокруг стадиона «Ригли-филд», где можно сдать свою крышу под рекламу «Будвайзера» и жить припеваючи — только благодаря тому, что ты позволил пивной компании раскрасить верхнюю часть своего дома. Где мой меценат?! Где мой чек от Национального фонда искусств?! Где помощь от корпорации?!
Полная безнадега.
В отчаянии начинаю бомбить своими резюме все подряд: агент по продаже одежды, театральный билетер и собачий компаньон — хотя, согласитесь, эти должности значительно ниже моей квалификации.
Потом подаю заявление на тридцать вакансий, для которых моей квалификации явно недостаточно (включая место финансового директора у «Крайслера»). Как говорит Тодд, как узнать, что тебя не возьмут, если не бросить вызов?
Когда у тебя полно времени, можешь позволить себе роскошь тратить чужое.
Входная дверь распахивается; входит Мисси в шерстяном костюме, да еще и на каблуках.
— Ты была на собеседовании, — с упреком говорю я, показывая на прекрасно сидящий на ней черный блейзер.
Такое чувство, будто я застукала своего парня в постели со своей лучшей подругой. У меня пока не было даже телефонного собеседования, не говоря уже о таком, для которого требуется деловая одежда.
— Оказалось — туфта, — отвечает Мисси. — Там платят всего семьдесят. То есть это шаг назад.
— Семьдесят тысяч долларов? — выдыхаю я.
Мисси пожимает плечами:
— Это ниже меня.
Звонит телефон.
— Готова к пьянке? Я — да, — заявляет Стеф. — Мой мобильник сдох. Самолет опоздал. Конференция была омерзительная, а еще — есть серьезные новости, но лучше расскажу при встрече.
У меня двадцать долларов. Я внушаю себе, что на одну ночь этого хватит, — как в колледже, когда, порывшись в диванных подушках, наскребала достаточно мелочи на выпивку и чипсы с сыром.
— У меня тоже новости, — сообщаю я. — Ко мне переехала Мисси.
— Что? Шутишь? — хрипит от изумления Стеф. — Ты впустила в квартиру эту клептоманку?
— Как будто у меня был выбор. И потом, ты говорила, что, скорее всего, это просто слухи.
— Ну ладно, ладно, плевать. Я сегодня добрая. Можешь и ее захватить, если она захочет.
— Похоже, придется. Из нас двоих деньги есть только у нее.
Мы встречаемся в баре ресторана «Красный фонарь», потому что Мисси не хочет светиться в «местных забегаловках» и скорее оплатит нам десятидолларовые мартини с манго, чем будет пить дешевое пиво в ирландском кабаке.
— Ну? Что за новости? — спрашиваю я Стеф.
— Э-э… Фергюсон похудел, — отвечает она.
Фергюсон был моим начальником в «Максимум Офисе». Все совершенно справедливо называли его Жирным Фергюсоном. В нем было килограммов сто сорок. От этого Жирный Фергюсон постоянно потел. Даже в самые холодные дни у него были темные круги под мышками и пятно на животе. Я никогда не видела его без повязки от пота вокруг лба. Мне все казалось, что эти его повязки что-то означают, как годовые кольца у дерева, но никакого объяснения я так и не нашла. Они просто были. Как следы от оспы.
— Работать на его компьютере — самая страшная пытка, — говорит Мисси. — Вы знаете, что однажды он засунул в клавиатуру целый ломтик картошки фри? Понятия не имею, как это ему удалось.
Стеф смеется.
— Так сколько он сбросил? — спрашивает Мисси.
Жирный Фергюсон сел на диету задолго до того, как я ушла, и был уже не столько Жирным Фергюсоном, сколько невероятно Съеживающимся Фергюсоном. Я все боялась, что однажды с него упадут штаны.
— Вы бы его не узнали. Он выглядит почти нормально. Потерял еще двадцать килограмм.
— Не тяни, Стеф, — прошу я. — Твоя потрясающая новость не может заключаться в том, что Жирный Фергюсон все еще на диете.
— Ну ладно, с какой начать — плохой или хорошей?
— С хорошей, — не задумываясь, выбираю я. Пусть Мисси фыркает сколько угодно.
— Я ушла с работы! — с гордостью восклицает Стеф.
Я роняю сигарету. Мисси шлепает Стеф по спине:
— Класс!
— Ты ушла?! Ты не понимаешь, что ты натворила!
Не верится, чтобы Стеф добровольно избрала такую жизнь: скрываться от хозяина квартиры, тянуть с оплатой счетов и влезать в долги.
— Я решила, что с меня хватит. Ушла в последний день конференции — не спала почти три дня.
— Но, Стеф, может, ты еще сможешь вернуться? Ты не знаешь, каково оно здесь. Рынок труда сошел с ума.
— Подумаешь. Стану «свободным художником», — отмахивается Стеф.
У меня отвисает челюсть.
— «Свободным художником»? Ты рехнулась!
— Не слушай Джейн. Избавилась от этих мудаков — и правильно. — Мисси стряхивает пепел в мой бокал из-под мартини.
— Стеф, по-моему, тебе нужно хорошенько подумать.
Господи, я говорю совсем как Тодд.
— Поздно. Я сказала Майку, что он гнусный подонок, а Фергюсону — что от него воняет венскими сосисками.
— Ты сказала Фергюсону, что от него воняет?!
Вероятно, в этом месте я должна рассмеяться, но в меня вселился дух Тодда, и я потеряла всякое чувство юмора.
— Хуже: я порекомендовала ему обратить внимание на такое замечательное изобретение современности, как дезодорант.
Мисси хохочет:
— Самый убойный прикол за весь вечер!
— Хоть кто-то оценил. — Стеф с обидой косится на меня.
— Смешно, — соглашаюсь я, но не смеюсь. Мне не дает покоя эгоистичная мысль: теперь почти все мои друзья, кроме Тодда и Кайла, безработные. Бесплатного пива ждать не от кого. — Ты уверена, что уже никак нельзя вернуться? — с надеждой спрашиваю я.
