Элизабет Лоуэлл - Незабудка

— На какую из них? — спросил Стэн.

— На эту.

Раф указал на неровный выступ Разбитой Горы, вдалеке нависший над лугом.

Джанис охнула и закатила глаза.

— Только ради тебя, Раф Уинтер, — проворчала она — влезу я опять на эту чертову лошадь и поеду по этой безумной тропе.

Алана подняла голову и с неожиданным чувством сильного любопытства взглянула поверх Сид. Слова Джанис, легкость общения с Рафом, все в их поведении явно указывало на то, что они знают друг друга давно. Стэн тоже, по-видимому, был хорошо знаком с Рафом, он больше походил на старого приятеля, чем на нового клиента ранчо «Разбитая Гора».

Когда Джанис и Стэн заковыляли по тропинке вниз, Раф улыбнулся им вслед со смешанным чувством любви и умиления. Алана внимательно следила за его улыбкой и за ним самим, поняв, что Раф хорошо знает и Стэна, и Джанис.

Особенно Джанис.

Будто почувствовав внимательный взгляд Аланы, Раф поднял глаза и увидел ее черные волосы, слившиеся с блестящей шкурой Сид. Если бы не глаза и волосы, Алану совсем не было бы видно из-за лошади.

— Ты знаешь их, — произнесла Алана, когда заметила взгляд его золотистых глаз. Слова прозвучали обличающе.

Раф довольно долго молчал, потом пожал плечами.

— Мне приходилось много путешествовать. Они оба были моими любимыми посредниками. — Он поспешно улыбнулся, забавляясь собственной шуткой. — Так или иначе, мы провернули немало полезных дел.

— Она очень привлекательная. — Если не в голосе, то во взгляде Аланы застыл немой вопрос.

Раф посмотрел на удалявшуюся вниз по тропе Джанис, которая тяжело опиралась на Стэна.

— Да, пожалуй, это так. — Его голос прозвучал безразлично. Вдруг он резко обернулся, буравя Алану своими золотистыми глазами. — Как, впрочем, и Стэн.

— Только не для меня.

— Потому что он напоминает тебе Джека?

Алана хотела было солгать, но потом решила, что это слишком обременительно. Ей и так с трудом удавалось отделить мечту от ночных видений. Если она начнет лгать еще и себе, и Рафу, то будет просто невозможно отделить зерна реальности от плевел амнезии и вымысла.

— Стэн не кажется мне привлекательным, потому что он не ты.

Раф широко раздувал ноздри, глубоко втягивая воздух. Прежде чем он смог заговорить, Алана опередила его. Голос ее был спокойным и не дрожал.

— Но это не значит, что ты привлекателен для меня, а другие мужчины нет, — произнесла она низким голосом. — Просто уже слишком поздно.

— Нет.

Больше Раф ничего не ответил. Этого и не требовалось. Каждая линия его сильного тела отвергала слова Аланы.

Она медленно покачала головой, солнечные брызги рассыпались по ее темным волосам и ярко засверкали.

— Я больше не выдержу, Раф, — пожаловалась женщина, и нотки отчаяния проскользнули в ее голосе. — Я не вынесу ни тебя, ни прошлого, ни настоящего, что было и чего не было. Трудно пережить даже день, не говоря уже о ночи…

Алана прерывисто дышала, стараясь овладеть собой. С каждым часом, с каждой минутой ей становилось все невыносимее, поскольку разум с каждым мигом, с каждым шагом на пути к Разбитой Горе пронзительно кричал, что она приближается к смерти.

К своей смерти.

Это было неразумно. И она знала об этом. Но знания не устраняли страх.

— Видеть тебя, вспоминать о былом и знать, что это никогда не повторится, — в порыве произнесла Алана.

Дыхание ее стало неровным, она готова была разрыдаться. Алана сомкнула веки, не желая выпускать наружу желание, страх, беспомощность, теснящиеся у нее в груди.

— Я больше не могу! — воскликнула она.

— Нет, — возразил Раф мягко, но настойчиво. — Однажды я уже потерял тебя. Я не хочу потерять тебя еще раз. Если ты сама не захочешь этого.

Нечто среднее между смехом и рыданиями вырвалось из груди Аланы.

— Ради всего святого, я никогда не хотела никого другого, — заверила она. — Мне и в прошлом не хватало тебя. И сейчас не хватает. А ты даже не можешь прикоснуться ко мне.

— Не прошло еще и месяца, — разумно заметил Раф. — Нужно время, чтобы исцелиться.

— Я начинаю ненавидеть себя, — сказала Алана. Голос у нее был осипший. Ей с трудом удавалось говорить спокойно о панике, бушевавшей в душе. Она была затянута в страшный водоворот эмоций. Вырваться оттуда у нее не хватало сил.

— Я ужасная трусиха, — прошептала она. — Прикрываюсь потерей памяти.

— Это неправда!

Алана бросила полный желания взгляд на Рафа — недосягаемую мечту.

— Нет, правда, — произнесла она, — мне не следовало возвращаться. С каждым шагом мне стано-

вится все хуже и хуже.

Лицо Рафа исказилось от боли, это заставило Алану задержать дыхание. — Тебе было лучше в Портленде? — спросил он бесцветным голосом.

Алана медленно покачала головой.

— Нет. Стоило мне заснуть, как меня тут же начинали преследовать кошмары, с каждым разом все сильнее и страшнее. Мне приходилось просыпаться и вести борьбу с самой собой. И ненавидеть себя. Вот почему я здесь. Я думала…

Раф терпеливо ждал, но Алана не произнесла больше ни слова. Тогда он спросил:

— Что ты думала?

Она глубоко, прерывисто вздохнула, потом еще раз.

— Я думала найти здесь то, что помогло бы мне вернуть силы. То, что…

Ее голос дрогнул, но она продолжала, с усилием заставляя себя рассказать Рафу о том, о чем никому не говорила.

— …что позволило бы мне опять петь, — прошептала она.

Раф задумался, правильно ли он понял ее. Ее голос звучал так тихо, губы шевелились почти беззвучно.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Раф.

— Я не пою после событий на Разбитой Горе. Не могу. Каждый раз пытаюсь, но в горле стоит ком.

Взгляд Аланы был полон отчаяния: понимал ли Раф, как много значит для нее пение.

— Пение — это все, что у меня осталось после твоей гибели, — сказала она. — И сейчас я не могу петь. Не могу взять ни одной ноты. Ничего не могу. Сейчас ты живой, а я не выношу, чтобы до меня дотрагивались. И я не могу петь.

Раф прикрыл глаза. Он вспомнил прозрачную чистоту ее голоса, парящего в вышине вместе с нежными переливами его губной гармошки. Лицо ее сияло от счастья, музыки и любви, когда она пела ему.

Ему хотелось успокоить Алану, защитить ее, любить ее, вернуть ей песню и смех — все то, что прошлое безжалостно отняло у них. Но все, что он делал, лишь причиняло ей боль, внушало страх.

Она не могла петь.

Он не может обнять ее.

Раф зло выругался про себя. Когда он открыл глаза, взгляд его был ясный и холодный, только где-то в глубине затаилась невысказанная боль.

— Я отвезу тебя назад, в долину, Алана. И оставлю там одну, если это то, чего тебе хочется. Я не могу причинять тебе новые страдания.