Анна Дубчак - Ева и ее мужчины
И при мысли, что узнает о вашем существовании, у меня мурашки по коже, мне страшно.
Я боюсь его потерять. Хотя он далеко неидеален. Что мне делать, Левушка?
— Живи. Пусть все будет как будет. Я ничего не скажу Бернару. И Гриша будет молчать. Этот твой адвокат.., за него отвечать не могу. Хотя, будь на месте Бернара, я бы понял, но, конечно, страдал бы. Когда любишь, всегда страдаешь.
Ева вдруг подумала, что смертельно обидела Вадима.
На следующий день Лева по настоянию Евы привез ее на Крымский вал, и, несмотря на слабость, она с радостью окунулась в знакомую ей атмосферу никчемных разговоров, дежурных комплиментов и завистливых взглядов. На выставке она встретила многих своих однокурсников, с которыми училась в «Мухе». Многие отошли от живописи и всерьез занялись архитектурой и дизайном. Вот они чувствовали себя увереннее в этой жизни, часто получали заказы, ездили за границу и смотрели на своих друзей-живописцев несколько высокомерно. Олег Веселовский купил дом в Праге и теперь приглашал всех знакомых приехать к нему в гости. О работах Драницына он отзывался однозначно:
«Обнаженка всегда котировалась на Западе. Двести марок вон за ту, рыженькую, и сто пятьдесят за блондинку. А „Купальщице“ пятьсот марок — красная цена». Ева, о которой в Москве последний месяц ходили самые невероятные слухи, своим приходом сбила всех с толку.
— Ты уже вернулась? Так быстро? — Лида Головко, подающий надежды скульптор, которой недавно мэрия заказала сделать копию с памятника Гоголю, искренне обрадовалась появлению Евы. Она обняла ее и по установившейся традиции шесть раз поцеловала.
— Я за работами приехала. Как ты, Лидок? Давно вас всех не видела.
— Веселовский куражится, разбогател, меня уже не замечает… А ведь у нас с ним роман был.
Как время меняет людей! А ты хорошо выглядишь, там, в Париже, наверное, все такие худенькие?
— Да я и Париж-то практически не видела.
Все больше в мастерской… Я же работаю.
— Ты бы зашла ко мне, поболтали бы.
— Я скоро уезжаю. А что у Тани Смеховой?
Все хорошо?
— По-моему, она в религию ударилась. Но работает много, ей Гриша помогает.
Ева покраснела.
Зал, где проходила выставка, был удачно освещен солнцем, отчего обнаженные женщины Драницына смотрелись совсем как живые. Они. словно источали свет и тепло.
— Мне кажется, что не столько Левка любит женщин, сколько они его. Ты посмотри только на выражение их глаз… Особенно хороша вот эта рыжуля. И где он только таких роскошных женщин находит?! Уверена, они не натурщицы.
— Ты не знаешь, у Левы что-нибудь купили?
— Шесть картин. У него агент хороший, ему Гриша посоветовал.
— Ты вот все про Гришу, а сам-то он где?
— Разве ты не знаешь? Улетел. Кажется, в Вену. Обещал завтра утром вернуться. Или сегодня вечером.
Неожиданно Ева вскрикнула: кто-то, подкравшись сзади, обнял ее и чмокнул в ухо.
Она обернулась: это был Веселовский.
— Ты что? — Она шлепнула его по руке. — Если ты ко мне насчет Праги, то я приеду, не надейся.
— Ну-ну, Ее Величество Строгость надули губки? Я же к тебе, Ева; со всей душой! Ты вот меня не приглашаешь в Париж, я же не обижаюсь…
Она посмотрела ему в глаза. Белокурый, красноносый, с бледными впалыми щеками и прозрачными серыми глазами, он улыбнулся одними тонкими сиреневыми губами. Джинсы и светлый замшевый пиджак он держал, похоже, только для своих московских друзей — настолько они ему не шли, но служили верным пропуском в Подвал и на прочие тусовки. Ева помнила, как одалживала Лидочке деньги, чтобы та подарила на день рождения своему возлюбленному Олегу кожаную куртку. И как потом самой Лиде пришлось подрабатывать натурщицей в училище, чтобы вернуть долг. А Олег ушел к другой женщине.
Он несколько раз уходил от Лиды и каждый раз возвращался.
Дар живописца соперничал у Веселовского с талантом архитектора. Молоденькая немка, случайно оказавшаяся у него в мастерской, увезла-таки его в Германию, устроила для начала в рекламную фирму, а потом уже добилась крупного заказа на проект цветочного магазина. Так началась в Бонне его карьера архитектора и дизайнера. Первое время он часто ездил в Москву, навещал друзей, но потом, устав от их каждодневных забот, связанных, как правило, с продажей работ, прекратил свои поездки. И вот спустя три года объявился на выставке Драницына.
— Видел, кстати, в Гамбурге твоего бывшего. Процветает. Живет по-прежнему один, жениться не собирается.
— Передавай ему привет, — холодно ответила Ева и отошла от него к Драницыну. — Мне понравилось. Столько света, тепла, плоти и эротики… Лева, отвези меня домой, а? — Она повисла на его плече и заскулила тихо, чтобы никто не услышал.
— Нас с тобой приглашают. Здесь недалеко, к Маринину. Помнишь его? Да вон, здоровый такой и громкоголосый… Неужели не помнишь?
— Это тот, который пел Юльке Зверевой серенады под окнами? Неужели он? Я его сто лет не видела.
— Он-он. Разбогател, стал директором туристической фирмы «Карфаген».
Они подошли к Глебу Маринину. Почти лысый, но холеный и сдобный, как пряник, Глеб чмокнул Еву в щеку.
— Ну что, ты уговорил свою даму? Верблюда, фаршированного антилопами и кроликами, яйцами и рыбой, не обещаю, но кое-что у меня для вас имеется. Ко мне приехал друг из Ферганы, он готовит такой плов! Курдючный жир привез и специи, рис — янтарь. Десять километров от Москвы, поехали.
Ева посмотрела на Леву и, вздохнув, согласилась.
* * *Среди незнакомых людей, шума, смеха и музыки Еве стало нестерпимо скучно, и она пожалела, что не поехала домой.
Хотя плов был действительно на славу, мужчина, сидевший по правую руку, постоянно подливал ей в бокал вино, от этого, наверное, ее быстро потянуло в сон. Сидели в саду, за длинным столом, в центре которого стоял огромный казан с оранжевым от шафрана пловом. Говорили о курсе валют, кредитках и политике.
— Меня зовут Сергей, — представился какой-то мужчина, и Ева повернула голову в его сторону. — Я работаю вместе с Глебом.
Она поняла, что он заговорил с ней, воспользовавшись отсутствием Левы, которому срочно понадобилось куда-то позвонить.
— — У вас такие грустные глаза. Это правда, что вас зовут Ева?
— Почти. Во всяком случае, сегодня меня все знают под этим именем. А что в этом удивительного?
Если он скажет, что у нее редкое имя, то она пошлет его к черту.
— Согласен, я неоригинален, — сказал, словно прочтя ее мысли, Сергей. Он был во всем черном. Пепельного цвета волосы, черные глаза, ухоженные руки, не знающие физического труда. — Вам здесь скучно?
— Пресыщение никогда еще не доводило до хорошего.
