Джулианна Морис - Улыбка Моны Лизы
В том, что он поцеловал Ники, нет ничего дурного, сказал себе Люк. И все же он слегка кривил душой. С такой женщиной, как Ники, нужно вести себя честно. Она не была игрушкой или призом. Она была личностью. Вот только Люк не знал, что с ней делать…
— Только ничего не говори, — как отрезал Люк.
— Что? — Дедушка покачал головой и пристально посмотрел вокруг, словно видел комнату впервые. — Где мои картины? — спросил он.
— Ты их продал.
— О… да, — старик тяжело вздохнул. — И запустил сад. Маленький сержант отругала бы меня.
— Расскажи мне еще раз, почему ты называл Грэмс маленьким сержантом, — попросил Люк.
Ники права, дедушка должен был осознать свою утрату, а не притворяться, что ее не существует. Черт! Лучше заставить его выплеснуть свою боль, чем беспомощно наблюдать, как он погибает у вас на глазах.
Слабая улыбка появилась на лице дедушки:
— Разве ты не помнишь? Бабушка хотела стать военной медсестрой, когда мы встретились.
— Помню, но расскажи еще раз, — сказал Люк.
— Когда я сделал ей предложение, Грэмс разрывалась между мной и работой, которую она выбрала. Но я сказал, что она всегда будет моим маленьким сержантом, если выйдет за меня замуж. Твоя бабушка была сильной женщиной, Люк. Она выбрала меня, и я благословлял этот выбор каждый день нашей совместной жизни.
Боль потери отразилась на лице старика, но вместе с тем Люк почувствовал, что дедушка примирился со своим горем. И без сомнения, это произошло благодаря Ники.
Люк вздохнул. Ему было трудно игнорировать свои чувства к ней. Он уже не помнил, когда последний раз жаждал увидеть чью-то улыбку. Про этот выбор говорил дедушка? Жить с человеком, который освещает ваш мир своей улыбкой и без которого все вокруг кажется бесцветным?
Стоит ли оно того? Неужели его чувства к Ники так далеко зашли?
— Твоя бабушка была сильным человеком, — пробормотал Джон. — Гораздо более сильным, чем я, Люк.
— Ты сильный! Ты самый сильный человек, которого я знаю.
Возможно, дедушка пытался казаться сильнее, чем он был, не позволяя никому жалеть себя. Он замкнулся в себе, отвернувшись от всех, решив бороться со своим горем в одиночку.
Люк сделал странное открытие: поведение дедушки было похоже на то, как ведет себя он, Люк, стараясь отгородиться от любви.
Старик похлопал его по руке:
— Нам обоим пришлось нелегко. Думаю, разговор по душам не помешает. Давай поговорим о Николь.
— А что с ней?
— Ты мог бы выбрать лучшее место, чем прямо перед окнами, — мягко сказал Джон. — Николь заслуживает лучшего, Люк. Она не похожа на женщин, с которыми ты обычно встречаешься. Я хочу быть уверенным, что ты понимаешь это.
— Понимаю.
Люк не кривил душой. Он чувствовал себя словно на пороге большого открытия, как будто все в его жизни начиналось заново. Все, что ему было нужно, — немного времени, чтоб разобраться с самим собой.
Глава девятая
— О, мне так нравятся высокие мужчины, — сказала миссис Косволски, держа Ники за руку и плотоядно посмотрев на Люка. — Вы такой милый!
— О… спасибо, — Люк казался смущенным, но держался хорошо.
— Сюда приходит так мало мужчин, — проворчала Руфина Джемсон — некрасивая, худая, угловатая женщина с короткими волосами, но с очень романтичной натурой.
— Они не знают, как много теряют, — ответил Люк, улыбаясь самой очаровательной улыбкой. — Я понятия не имел, что встречу так много очаровательных дам, играющих в лото.
— Здесь есть настоящие мужчины, но наши дамы всегда недовольны, проворчал Барт со своего инвалидного кресла, кивая на женщин.
Он был самым старым человеком в Дивайне и пережил уже трех жен. Ники случайно узнала, что он хотел жениться в четвертый раз — на Рузанне. Но Барт отличался такой сварливостью, что обольстить Рузанну не смог.
— Не слушайте его, — сказала Рузанна, строго посмотрев на Барта.
Люк отыскал глазами дедушку, который был также окружен женщинами. Внезапно он осознал, что дедушка все еще красивый мужчина. Высокий и статный, с густой гривой седых волос, не удивительно, что он кажется здешним дамам красавцем. Наклонив красивую голову, он слушал свою соседку, обсуждавшую с ним самые разнообразные темы — от искусства до политики.
— Я должна приготовить все к игре, — сказала Ники и, взяв корзинку с бочонками, тряхнула ею. — У меня предчувствие, что сегодня кому-то очень повезет.
Все стали с энтузиазмом рассаживаться по своим местам и раскладывать карты для лото. Люк тоже положил несколько карт перед собой, главным образом для вида. Он больше интересовался Ники. Она была явно популярна среди обитателей санатория. Старики обнимали ее, утверждали, что она похудела и похорошела, и давали всевозможные советы, как подцепить молодого человека. Конечно, они давали советы и Люку, который стоял рядом с ней, отчего Ники постоянно краснела. Но они делали это с такой любовью и нежностью, что язык не поворачивался сказать им, чтобы они перестали.
Ники вытащила бочонок из корзины:
— Первое число — десять, — объявила она.
У женщины, которая сидела рядом с Люком, был артрит, и когда она неуверенными пальцами попыталась взять бочонок, Люк подхватил его и поставил в нужную клетку. В ответ она застенчиво улыбнулась.
— Спасибо, дорогой, — тихо сказала она.
— Семнадцать, — выкрикнула Ники, извлекая другое число. — Разве ты не был на войне, когда тебе было семнадцать, Барт?
— Какая война? — проворчал Барт, хотя выглядел довольным. — Вторая мировая? — переспросил он.
— Барт тщательно это скрывает, — произнесла Ники доверительным тоном, — так что мы бы и не узнали, что у него два Пурпурных сердца наряду с Серебряной звездой и Медалью за отличную службу. Он настоящий герой, дамы и господа!
Приглушенный смех прокатился по комнате, и некоторые женщины скромно улыбнулись Барту. Старый вояка, приосанившись, сидел в своем инвалидном кресле, и его лицо словно освещали пожары былых побед.
Ники выкрикивала номера, часто сопровождая свои реплики комментарием о ком-нибудь. Дама, сидящая рядом с Люком, была превосходным преподавателем музыки. Другая женщина, в дальнем углу комнаты, воспитала десять детей, все они закончили колледжи и жили в Иллинойсе.
И свершилось чудо. Люк вдруг увидел всех их глазами Ники. Перед ним были не безликие пожилые люди, не очень здоровые, надоедливые старики, перед ним были личности. Когда-то они были фермерами и учителями, родителями, которые воспитывали детей и упорно работали. А теперь… и теперь они не теряли чувства собственного достоинства только из-за того, что стали старыми и больными. Их любили и уважали.
