Памела Кент - Мужчина, который вернулся
Харриет ошарашило ее хладнокровие, логика и странное равнодушие, стоявшее за окончательной раскладкой планов сестры. Кроме того, — по причине, которую Харриет больше не скрывала от себя, — она испытывала такое безысходное ощущение безнадежности, что потеряла даже способность к новым возражениям. В глазах Гэй промелькнул намек на сочувствие.
— Бедняжка! — вздохнула она. — Очевидно, в ту ночь ты испытала шок. Когда...
Харриет дрожащим голосом ответила:
— Не просто шок. Я не поверила своим глазам!
— И в то же время все объясняется совершенно естественно, правда? Прямой потомок! И к тому же по главной линии. В каком-то смысле это даже волнует кровь... Филип так потрясающе похож на Эрншо времен Регентства, словно вернулся в мир после перерыва в сто с лишним лет! Жуть, верно? — Фиалковые глаза заблестели взволнованно. — Как, по-твоему, он может оказаться таким же жестоким и безжалостным, как тот, другой Эрншо? Потому что в таком случае мне следует найти способ управлять им, правда?
Почти помимо собственной воли Харриет запротестовала:
— Нет, нет, конечно, не может! Да и другой Эрншо на самом деле не такой уж изверг, как нам известно.
— Хочешь сказать, ему многое пришлось вынести? — Мягкие губы опять растянулись в насмешливой улыбке. — Ну, с женами иногда бывает трудно. Но с мужьями тоже. Немного терпимости с обеих сторон время от времени не помешает.
Харриет пришла в ужас:
— По-моему, это звучит ужасно.
Гэй пожала плечами:
— Ах, но ты ведь не была замужем, дорогая, не так ли? И еще не знаешь, какое опустошение и разочарование приносят усердные попытки делать вид, что в браке все хорошо, когда на самом деле все совершенно наоборот. — Возможно, сама того не желая, она вдруг многое открыла перед сестрой. — Мужчины даже не пытаются притворяться, только женщины. Они ненавидят других женщин, подозревая, что те тоже несчастны. А когда начинают заводить романы, это означает, что они действительно несчастны. Мне ужасно жаль бедную покойную жену Эрншо.
— И все-таки ты готова выйти замуж за другого Эрншо, даже не будучи до конца уверена — поскольку сам он, очевидно, не знает этого! — что он Эрншо.
— Скажем так, я готова пойти на риск. И меня всегда привлекала опасность. — Гэй закончила причесываться перед зеркалом и с улыбкой повернулась к Харриет: — И поверь мне на слово, нет сомнений, что Филип Дрю — настоящий Эрншо. Я доказала это, к моему полному удовлетворению, во время визита в Лондон. Он имеет право называть себя Филип Дрю-Эрншо... но, похоже, Филип Дрю его вполне устраивает. И вполне возможно, он знает, что относится к роду Эрншо.
— И еще — возможно, он согласился подменить доктора Паркса, потому что хотел быть поближе к «Фалезу», — заметила Харриет. — Если это не так, почти невозможно поверить в такое странное совпадение, как его принадлежность к роду Эрншо.
Судя по всему, Гэй была склонна согласиться с сестрой.
— Ну, так должна я вывести его на чистую воду, верно? — сказала она. — Вот только поработаю над ним еще немного времени и установлю кое-какие важные факты.
— Например? — осведомилась Харриет, хотя точно знала, какой последует ответ.
Сводная сестра ласково коснулась ее щеки и с нежностью, хотя и слегка рассеянно, провела по ней пальцами.
— Ну, во-первых, что именно он имеет в виду, когда его глаза говорят мне, до чего же я привлекательна, — наконец немного мечтательно ответила она. — В глазах мужчин я и раньше встречала то же самое выражение... но оно не всегда означает скорый брак. А Филип до того закоренелый холостяк, что, вероятно, почти убедил себя в вечности такого положения вещей. Впрочем, у меня есть несколько весомых причин для скорейшего вступления в новый брак... и если понадобится, я по-настоящему возьмусь за Филипа! Направлю на него все свои чары!
Гэй взглянула на свое отражение в зеркале и улыбнулась — словно отлично знала, что редкий мужчина даже закоренелый холостяк — найдет в себе силы сопротивляться ее чарам, если она, как сама же выразилась, по-настоящему возьмется за дело.
Сильные и противоречивые чувства, которые как всесокрушающий ураган ворвались в самые сокровенные уголки ее души, напугали Харриет, и она обрадовалась возможности наконец освободиться от сестры. Девушка закрылась у себя и, сидя теперь уже на своей кровати, вступила в борьбу с подступающим ощущением полной безысходности.
Дело не в том, что после одного воспоминания, неотвязно преследующего Харриет, ее отношение к Филипу Дрю полностью изменилось... Разумеется, она не позволила себе потерять голову от мимолетного эпизода, вероятно уже забытого им через сорок восемь часов. Но после удара о чердачную балку Харриет не знала, как относиться к Филипу, сейчас в ее глазах он стал совсем другим человеком, не тем, кто с самого начала вызвал у нее антипатию. Как оказалось, в нем причудливо сочетались врач и властный, эгоистичный мужчина — еще одно проявление его личности, к тому же Филип изредка оказывался способен на чудеса нежности и невероятную человечность. Следуя логике своих умозаключений, Харриет могла назвать доктора Дрю даже ранимым, но здравый смысл не позволил ей окончательно запутаться в паутине собственного романтического воображения.
Ибо не оставалось сомнений: после почти неощутимого мига, когда Харриет почувствовала холодную бритую щеку Филипа Дрю на своей щеке и он поцеловал ее в лоб, она все время хотела видеть его в романтических снах, сохранить его только и единственно для... себя?
Появление самой этой мысли — и этого вопроса — вызывало яростные отрицания Харриет. Свои подлинные чувства она скрывала даже от себя. Но не сомневалась, что первый же серьезный анализ причин такой резкой перемены ее отношения к Филипу Дрю: сна — лишенного всякой романтики! — ласки, которую он мог подарить испуганному ребенку, и обещания, что после его ухода она проведет хорошую ночь — как и случилось! — прольет свет на истинное положение дел, и самый изощренный самообман не помешает увидеть, где правда, а где ложь.
В душе она знала, что не сможет обманывать себя слишком долго. И что до того, как ударилась о злополучную балку, была одним человеком, а после удара словно стала другим.
Или же логично предположить, что во всем виновато это происшествие на чердаке? Единственное, в чем Харриет была не совсем уверена, — неужели нужен несчастный случай, чтобы изменить ее отношение к такому особенному человеку, как Филип Дрю?
А сейчас уже не важно, разберется она в своих чувствах или нет: сестра вернулась из Лондона, горя желанием взять инициативу в собственные руки и выяснить самой, что за человек новый доктор Фалез. Даже если он очень похож на своего мефистофельского предка, решительно заявила Гэй, она не остановится... Сводная сестра не сомневалась в том, что знает тайну власти над мужскими сердцами. Харриет не могла понять: любит ли Гэй доктора, готова ли, даже ради собственной выгоды, влюбиться; или любить и быть любимой недоступно изнеженной эгоистке.
