Светлана Демидова - У каждого свое проклятье
Марина кивнула, подоткнула дочери одеяло и вышла на кухню. Там было не продохнуть от сигаретного дыма. Алексей, который не курил уже несколько лет, жадно затягивался сигаретами старшего брата.
— Это Димас, — сказал Борис и затушил в уже переполненной пепельнице окурок.
— Димас?! — ничего не понимая, переспросила Марина.
— Да, парень из соседнего подъезда. Ему уже лет двадцать…
— Двадцать?! — ужаснулась Марина и вспомнила багровое кольцо вокруг губ дочери. — Так он что… он ее… — Она ни за что не смогла бы выговорить страшные слова.
— Думаю, нет, — покачал головой Борис. — Но мог бы. Во всяком случае, собирался это сделать. Он не рассчитывал, что она будет сопротивляться.
— Ничего не понимаю. — Марина развела руками и плюхнулась на табуретку. — Анечка и какой-то Димас…
— Видишь ли, он утверждает, что она сама с ним кокетничала и всячески лезла…
— Лезла… — повторила Марина. — Ей всего двенадцать…
— Ну… это он так сказал, что лезла, а на самом деле она, может быть, просто хотела обратить на себя его внимание.
— То-то она зачастила в гости к бабушке, — нервно заметил Алексей. — А я все думал, чего это у Аньки вдруг такая любовь к бабуле проснулась! — Он запалил еще одну сигарету, глубоко затянулся и сказал: — Я убью этого… Димаса!
— Брось, — отмахнулся Борис. — Он уже получил от меня свое, но, похоже, так и не понял за что. Он из такой семейки, где… Да что там говорить! Главное, Аньку больше сюда не водите… пока! Я добьюсь, чтобы этого вахлака в армию все ж таки забрали. Военком знакомый есть.
— Надо срочно показать Аню гинекологу, — мертвым голосом сказала Марина.
— Не надо, напугаешь только. — Борис вслед за Алексеем вытащил из пачки очередную сигарету и сунул в рот. — Димас клялся, что ничего не было. Он ее только целовал, подлюга, взасос… видели, какие у девчонки разводы на лице?
— А если он врет?
— Не-е… Он меня здорово испугался. Сказал, что не смог даже джинсы на ней расстегнуть, потому что она здорово лягаться начала. Так только… по груди, как он выразился, полазил…
Марина всхлипнула, уронив лицо в ладони.
— Успокойся, Маришка! — Борис положил ей на плечо руку. — Считай, обошлось… Могло быть куда хуже…
Марина закаменела. Все могло быть хуже? Все могло вообще быть по-другому, если бы она не…
* * *
После смерти Ванечки Марина так и не смогла наладить отношения с Павлом, как ни старалась. В ту первую брачную ночь, когда молодой муж ее безжалостно изнасиловал, что-то в ней будто выключили. Огонь любви к Павлу, который казался негасимым, иссяк. Сначала Марина решила, что он еще теплится и можно как-нибудь его заново раздуть. Она и приехала из роддома с Ванечкой в дом к Епифановым, чтобы раздувать.
Сначала заниматься обновлением отношений с мужем было некогда, а потом, когда бедный Ванечка умер, вроде бы что-то между ними опять разгорелось. Они даже провели несколько красивых ночей, когда Марине казалось: вот-вот… еще немножечко, и она снова станет любить своего Пашеньку, как прежде… Но ночи кончались, и таяли надежды на возрождение былой любви. Мало того, таяли надежды и на то, что Марина еще когда-нибудь сможет забеременеть. Они не предохранялись, но дети не хотели больше зарождаться в ней.
В общем, после смерти сына Марина не жила, а, как принято говорить, влачила существование. Она настраивала себя на то, что их жизнь с Павлом ничуть не хуже, чем у других. Очень многие пары живут без особой любви и не тужат, ведут совместное хозяйство и вместе проводят свободное время. В этом смысле у нее все было в порядке. Павел во всем ей помогал, никогда не чурался самой грязной домашней работы. Даже интересы у супругов Епифановых совпадали. Они оба любили классическую музыку, потому часто ходили в филармонию. И в театры ходили. Марина даже как-то была с мужем на футболе. Похоже, этот футбол и стал началом конца. То есть конечно же не футбол. Просто именно после этого матча, когда «Зенит» проиграл, Павел по пути домой купил бутылку коньяка и почти всю ее выпил. Марина подозревала, что пил он не столько по поводу проигрыша любимой команды, сколько из-за собственной проигранной жизни. Он не мог не чувствовать, что жена его не любит, а лишь напрасно насилует себя. Что-то такое про натужную любовь он и пробурчал перед тем, как заснуть за кухонным столом.
Марина вынуждена была позвать Алексея, чтобы помог ей дотащить Павла до их комнаты. Алексей помог. Они вместе уложили его на диван и в четыре руки стащили с него свитер и брюки. Когда Марина укрыла мужа одеялом и сказала его брату подобающие случаю слова благодарности, тот не ушел.
— Спасибо, Леша, — еще раз произнесла Марина. — Ты можешь идти…
— Никуда я не пойду, — заявил вдруг Алексей и уселся в кресло напротив дивана. Он указал рукой на Павла и сказал: — Ты же его не любишь! Дураку понятно!
— Тшшш… — шикнула на него она.
— Да брось ты! Я же Пашку знаю. Он пьет редко, но метко. Уверяю тебя, он сейчас ничего не соображает. Даже если что и услышит, все равно не поймет.
— И ты решил этим воспользоваться, — укоризненно сказала Марина, у которой уже все дрожало внутри.
Она знала, что нравится Алексею. Всегда нравилась. С первого же дня знакомства. И это было бы еще ничего. Это можно было бы как-нибудь вытерпеть, если бы… Словом, она стала ловить себя на том, что думает о Леше гораздо чаще, чем невестке пристало бы думать о младшем брате мужа. Довольно похожий на Павла, Алексей был мягче лицом и ярче глазами. Весь ужас для Марины состоял как раз в том, что он был как бы Павел, только лучше, то есть того мужского типа, который ей всегда нравился. К тому же весь облик его был уже родным: практически облик мужа. Того мужа, которого она так хотела полюбить заново. Леша был как бы исправленным Павлом.
— Да, я решил этим воспользоваться, — не стал отпираться Алексей, — потому что другой возможности может и не представиться.
— Чего же ты хочешь? — дрожащим голосом спросила Марина.
— Тебя…
— Как ты можешь… — пробормотала она и стрельнула глазами в сторону Павла, уткнувшегося в подушку.
Алексей поднялся с кресла и подошел к ней очень близко. Преступно близко. Так близко не должен подходить брат мужа. Марина отпрянула, но он схватил ее за плечи. Она рванулась от него прочь, но он не отпустил.
— Подожди, Марина… Не бойся… Я ничего тебе не сделаю… Я только скажу, потому что уже нет сил держать это в себе… Я люблю тебя… Давно… Да ты и сама это знаешь… Пока вы были семьей, я же ничего… никогда… Вообще съехать отсюда хотел, комнату снимать, чтобы тебя не видеть…
