Инна Туголукова - Непорочное зачатие
Заполняя пространство, поплыли тихие звуки нежной знакомой мелодии.
— Ты не хочешь что-нибудь перекусить, — осведомился Лаптев.
— Нет, спасибо, только кофе и пирожное.
— Немного коньяка?
— Ты же за рулем…
— Ничего. По пятьдесят граммов, чисто символически, за встречу.
— Ну давай, — согласилась Татьяна. И поднялась. — Пойду помою руки.
Она быстро прошла в туалетную комнату, достала сотовый и набрала номер Жени.
— Привет! Это я, — бодрым голосом сказала Танька. — Извини меня, я задержусь. Не знаю даже, на сколько. Так получилось, не сердись, ладно? Но я обязательно приеду, обязательно! Ты жди меня, Жень. Целую. Пока…
Она возвращалась к их столику под хмурым взглядом Володи. Видно было, что он тоже нервничает, будто заражаясь Танькиным волнением и слыша поступь Судьбы в перестуке ее каблучков по мраморным плиткам пола.
Они сделали заказ и настороженно воззрились друг на друга.
— Ну, рассказывай, как живешь, — первым нарушил молчание Лаптев.
— Хорошо живу, — улыбнулась Татьяна. — Замуж вот собираюсь.
— Уж не за Прожогу ли? — вскинулся Володя.
— Да не приведи Господи! — отмахнулась Танька. — Совсем другой человек. Очень хороший. Замечательный!..
И по тому, как она это произнесла, Лаптев понял, что действительно замечательного человека встретила она на своем пути и полюбила.
— Очень рад за тебя, — искренне сказал он. — Желаю счастья!
Появился официант. Ловко составил с подноса чашечки с дымящимся кофе, пирожные, разлил коньяк.
Лаптев поднял бокал.
— Ну, за твою семейную жизнь.
— Спасибо, — поблагодарила Татьяна и, помедлив, спросила: — Ну а ты еще не женился?
— Нет, — засмеялся Лаптев. — Я старый холостяк. Меня голыми руками не возьмешь.
— Да, — согласилась Татьяна, — ты крепкий орешек. А… что же ты про Женю ничего не спросишь?
— Да, да, — оживился Лаптев. — Как ее дела? Замуж пока не вышла?
— Пока не вышла.
— Что же так?
— Не зовет никто. Да и не до того ей сейчас.
— А чем же она так сильно занята? Парикмахерскую новую открывает?..
— Она ждет ребенка, — перебила его Татьяна.
— Ребенка… — осекся Лаптев. — А… от кого? Если, конечно, не секрет…
— Да какие уж теперь секреты. От тебя! — И Татьяна впилась глазами в его лицо, пытаясь по первой реакции понять, каким же будет истинное отношение этого человека к услышанной новости.
— От меня… — как эхо повторил Лаптев и прикрыл глаза. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Татьяна вздохнула: этого, точно, голыми руками не возьмешь.
— Скажи, Володя, почему ты так поспешно тогда уехал? — торопливо заговорила она. — Извини, это, конечно, не мое дело, но… Объясни, я ничего не понимаю. Словно сбежал. Но ведь это на тебя не похоже! После того, что между вами было…
— Да в том-то все и дело! — Лаптев хлопнул ладонью по столу так, что подпрыгнули чашки, и подался к Татьяне. — Ты что думаешь, я не видел, как она ко мне относится? Видел! Но я видел и другое: она давила в себе это и совершенно однозначно дала мне понять: мои чувства ей не нужны. А в тот злосчастный вечер, когда она… потеряла контроль над своим разумом, я, как последний подлец, воспользовался ее состоянием. Вот потому и уехал…
— Господи! Да она выпила-то всего бокал шампанского! И захмелела! Подумаешь…
— Таня! — резко перебил Лаптев. — Ты спросила — я ответил. Давай закроем тему! Я принял информацию и пока не знаю, что с ней делать. Не знаю! Это ты понимаешь?
Татьяна набрала полную грудь воздуха, шумно выдохнула и сказала:
— Может быть, я сейчас буду метать бисер и поступлю как предательница, а может, наоборот… Но я расскажу тебе Женькину версию.
Лаптев молчал. Танька выдержала паузу и продолжила:
— Наверное, она влюбилась в тебя, как говорится, с первого взгляда. Но почему-то решила, что стоит ей уступить, и ты тут же помашешь ручкой. И еще ее возмущала твоя уверенность, что она у тебя в кармане, и ты даже не попытался этого скрыть. Потом-то она уже начала сомневаться, правильно ли поступает, но ты же знаешь: чем дальше загоняешь себя в угол, тем труднее оттуда выбраться. И еще она говорила, что, если сумеет… устоять, ей будет не так больно и не так унизительно, когда ты ее оставишь.
Лаптев хотел что-то возразить, но Татьяна подняла руку, призывая его к молчанию.
— А в тот последний вечер Женя все переиграла, решила, что сама себя запутала, все придумала, измучила вас обоих. И она пошла сдаваться, понимаешь? Вот это был ее сознательный выбор! И, наверное, переволновалась, в таком была сильном эмоциональном напряжении, что дурацкий бокал шампанского вот так убийственно на нее подействовал!
— И как же она оценивает все произошедшее постфактум? — глухо спросил Лаптев.
— Говорит, что сама все испортила: оттолкнула тебя, и ты ушел. Опьянела не ко времени, — грустно усмехнулась Татьяна. — Не хочет верить, что все ее первоначальные теории оказались верны. Что она тебя правильно вычислила… Вот так, Володя: у каждого своя правда.
— А ты как считаешь? — мрачно осведомился Лаптев.
— Не знаю, Володя! — честно призналась Татьяна. — Ты мне очень симпатичен, я даже думать не хочу, что ты это все просчитал и исполнил. Но мужская душа — потемки, особенно в этих отношениях…
И тогда Лаптев произнес загадочную фразу, казалось бы не имеющую к происходящему ни малейшего отношения:
— Мы словно на разных языках друг с другом говорим, и только подлец понимает все с полуслова…
30
В квартире было так тихо, что чудилось, будто Женя живет не в большом шумном городе, а в маленькой глухой деревеньке, затерявшейся среди бескрайних полей и лесов.
Смеркалось. Женя уютно устроилась на диване, включила бра, укутала ноги теплым пледом и взяла томик своей любимой Улицкой. Но читать не хотелось. Ребенок мягко толкнулся, еще раз, еще…
Она встала и, кутаясь в шаль, подошла к окну.
Снег густо сыпал в свете уличных фонарей, покрывая все поверхности толстым белым одеялом. Ни машин, ни людей…
Сейчас приедет Татьяна. Они сядут на кухне, будут пить чай с маминым пирогом и говорить о Танькином счастье и ее, Жениной, будущей жизни. А какая может быть жизнь у матери-одиночки?.. Женя вздохнула и плотнее завернулась в теплую шаль.
Неужели в ее судьбе ничего уже не случится? Ни любимого мужчины, ни семьи. Наверное, каждому выпадает только один настоящий шанс. Вот и ей выпал, а она его упустила. Оттолкнула своими руками. И зачем? Почему? Что за глупая гордыня? Ведь видела же, что любит! И сама любила… Чего боялась? А теперь и не нужен никто другой, да только вот этого, единственного, не найти, не вернуть…
