Наша мама - Снегурочка - Николь Келлер
У девочек есть один большой страх – они безумно боятся темноты. Но Анечка так умоляюще смотрит на меня, топя в своих океанах, что я не могу ей отказать.
- Хорошо. Включи везде свет и ложись в кроватку. Я быстро.
Накидываю на плечи куртку и выбегаю во двор прямо в домашних штанах. Махом замерзаю, но шарю по всей площадке, разыскивая мягкую игрушку. Разве что «Бублик!» и «Кис-кис-кис» не выкрикиваю.
Десять минут тщательных поисков наконец увенчались успехом.
Вот он, родимый! Валяется под горкой. Поднимаю игрушку одновременно с ледяным возгласом:
- Что ты тут делаешь?
И в следующий миг во всем квартале гаснет свет.
Глава 35
Маша
- Блт! – ругается Арсений, припуская к дому. Я, крепко сжав в руке Бублика, несусь за ним. – Какого черта, Маша? Какого, мать твою, хрена ты оставила моих детей одних?! Ночью!
От того Арсения, которого я знаю, не осталось и следа. От рядом бегущего мужчины веет арктическим холодом. Ежусь и ускоряюсь. Сердце в груди кувыркается и захлебывается в страхе: как там девочки? Анечка, наверно испугалась…Если Таня проснется, то и она испугается до чертиков…
- Бублик…- отрывисто выплевываю слова, практически наощупь пробираясь к подъезду. В боку ощутимо колет, но я не обращаю на боль никакого внимания. – Мы гуляли, и Анечка его забыла… на площадке…Не могла уснуть и попросила пойти и поискать…Меня нет буквально минут семь, клянусь!
- Ты вообще понимаешь, что за эти «минут семь» с ними может случиться все, что угодно?! – сверкая бешеными глазами, на весь двор орет Довлатов. - Понимаешь? Порежутся, травмируются, из окна выпадут…да все, блт, что угодно!
- Арсений, я все понимаю…
- Они темноты боятся! – выплевывает он мне в лицо. – Представляешь, какой для них это стресс?
- Я знаю…
- Знаешь? – мой босс резко тормозит. Нависает сверху. Испепеляет взглядом, как печь в крематории, оставляя от меня горстку пепла. – Знаешь и все равно оставила их одних?
- Я включила везде свет…
- Который, блт, неожиданно вырубили по всему кварталу! – рявкает Довлатов, а я втягиваю голову в плечи.
Он прав. Кругом прав. Я утопаю в чувстве вины и неконтролируемом бешеном страхе за девочек. Хочется скорее оказаться рядом. Защитить. Убедиться, что с ними все хорошо.
- Арсений, послушай, - выплевываю, взбегая по лестнице за боссом. Легкие опаляет огнем, я задыхаюсь от непривычной нагрузки. Но упрямо продолжаю следовать за Довлатовым и стараюсь не отставать. – Я не хотела никуда идти. Уговаривала Аню лечь спать без Бублика. Но ты же знаешь, как он важен для нее.
Довлатов поигрывает челюстями, скрипит зубами, упрямо поджимает губы.
- Маша, ты взрослый человек. Ты несешь ответственность за жизни детей. Ты не должна идти у них на поводу и исполнять каждую прихоть. В этом и заключается роль взрослого! Я доверил тебе самое ценное в моей жизни, а ты не оправдала моих ожиданий.
Его слова бьют наотмашь, как пощечина. Тысячей игл вонзаются в сердце, оставляя шрамы. Слезы непроизвольно катятся по щекам ядовитым потоком, но я быстро-быстро утираю их рукавом, чтобы Арсений не подумал, что я пытаюсь разжалобить его таким образом.
Еще не дойдя до квартиры, слышим громкий рев. Арсений ищет в кармане ключи, роняет их, матерится. Путаясь в подкладке, все же достаю из кармана телефон и подсвечиваю фонариком сначала подъездный пол, а затем и замочную скважину.
Едва открывается дверь, девочки несутся навстречу отцу.
- Папа! Папочка, нам страшно!
- Я боююююсь! - ревут в два горла, всхлипывая и громко шмыгая носами.
- Я здесь, я рядом, девчонки. Не ревите, - Арсений обнимает дочерей, гладит по очереди и целует. Девчонки жмутся к нему, как котята. Всхлипывают и каждый раз вздрагивают. - Все хорошо, все хорошо, солнышки. Смотрите, я сейчас ключу фонарик и будет уже не так страшно…
Девчонки жмутся к отцу, доверчиво кладут головы ему на плечи. Обнимают руками и ногами, а Арсений что-то ласково им шепчет. Довлатовы меня не замечают. Меня нет. Я чувствую себя лишней.
Моя большая и грубая ошибка в том, что я вообразила, что стала частью этой семьи. Важной. Нужной. Господи, я нафантазировала, что у моего босса ко мне чувства!
Глупая и наивная дурочка!
За свои фантазии я поплатилась своим сердцем, растерзанным в ошметки. Надеюсь, это будет самый жестокий урок в моей жизни.
Осторожно пристроив Бублика на комод, бесшумно иду за своими вещами в гостиную. Больше нет смысла тут оставаться.
- Маша, - окликает Арсений. Оборачиваюсь в надежде. Но он ее безжалостно рушит и растаптывает. – Можешь идти домой. Ты свободна.
Закусив губу до крови, разочарованно киваю, хоть и понимаю, что он скорее всего не видит меня в темноте.
Но, оказывается, самое жестокое и больное ждет меня впереди.
- Совсем, - Арсений цедит сквозь плотно сжатые зубы. Меня окатывает волной ярости, что сложно устоять на ногах. Я отшатываюсь. - Я сейчас не готов тебя видеть. И завтра тоже приходить не нужно. Я позвоню, если что.
- А девочек спать…- зачем-то шепчу растерянно, хоть мне и ясно дали понять, что больше во мне не нуждаются.
- Я сам их уложу.
Снова киваю, хватаю с вешалки вещи, обувь. Бормочу, глотая слезы:
- С наступающим, - и выскакиваю в подъезд, тихонько прикрыв за собой дверь.
Эпилог 1
Маша
- Дочка, все салаты пересоленые будут, - мягко замечает мама с грустью в голосе.
Отрываю взгляд от разделочной доски и с недоумением разглядываю ее. Беру ложку, пробую оливье.
- Да нормально, мам. Я немного же добавила соли, огурцы и так соленые…
- Я не об этом, - она осторожно обхватывает мою ладонь и слегка сжимает. Тянется к щеке и осторожно стирает влажную дорожку. От такого невинного жеста глаза снова на мокром месте. – Все образуется, дочка, не плачь.
Два дня я ревела как сумасшедшая. Как будто, по меньшей мере, кто-то умер. Хотя, для меня масштаб трагедии именно такой. Я потеряла людей, ставших мне близкими и родными.
Я понимаю, что сама кругом виновата, что Арсений абсолютно прав, но все равно не могла успокоиться.
Признаюсь, эти два дня я ждала чуда – приезда Довлатова или звонка. Ну, или на худой конец,
