Я не сдамся! - Аврора Добрых
Пока брела по центральной улице, а затем и по переулкам, Маша пролистывала на экране возможные вакансии. Дойдя до подъезда, она вдруг совершенно четко поняла, что больше не хочет работать в продуктовых магазинах. Ей сразу же стало стыдно за такие мысли, ведь по большому счету на что ей еще надеяться? Особо выбора у нее не было. Тем не менее первым делом она откликнулась на пару предложений в магазины одежды и в ресторан быстрого питания.
Следующее утро встретило ее тишиной и прохладой. С наступлением сентября дни становились короче, поэтому шла она в легких сумерках. Совсем скоро солнце достигнет горизонта, и станет светло. Она надеялась, что и в жизни все произойдет примерно так же: сначала сумерки, а затем полноценный рассвет.
Ее мысли прервал странный хруст под ногами, когда она подходила к первому подъезду. Девушка посмотрела себе под ноги и увидела еловую ветку, а потом еще одну, и еще. Площадка перед входом была буквально завалена хвоей. Маша открыла дверь и увидела, что и перед лестницей лежит несколько еловых веток. Поняв, что здесь недавно кто-то умер, она открыла дверь в подвал, где хранился весь скарб для уборки. Затем, с полным ведром воды, начала подниматься вверх. На первом этаже снова выкрутили лампочку, поэтому девушка шла в темноте, пока не налетела на что-то громоздкое. Стало жутко, поэтому она быстро поставила ведро на пол и достала мобильник из кармана куртки. Дрожащей рукой включила фонарик и отшатнулась — перед ней на двух табуретках стоял открытый гроб. Он был обит тканью бордового цвета, а по краям виднелась черная каемка. Крышка почему-то лежала на полу, внутренней стороной наружу, и потому в полутьме напоминала лодку. Видно, изначально ее поставили, прислонив к стене, а потом она упала.
Маша не рискнула поднимать крышку. Кто знает, может, ее изначально положили вот так? Тем более, что было крайне странно видеть пустой гроб. Обычно его ставят на табуретки уже вместе с покойником. В общем, этом подъезде могло случиться что угодно, поэтому девушка оставила все как есть и, аккуратно обойдя препятствия, направилась со своим ведром на второй этаж.
На удивление, в этот раз там было чисто, если не считать зеленые иголки, что усеивали собой всю площадку. Создавалось ощущение, что ради достойных проводов жильцы срубили целую ель.
Послышался щелчок замка, и из двери показалось опухшее лицо Натальи с неизменной сигаретой во рту.
— Ох, Машка! Горе-то какое! — женщина бросилась вперед и обняла девушку. — Как же нам теперь всем жить без него… Какая трагедия! Какая потеря!
— Господи, Наталья, примите мои соболезнования. Простите, что спрашиваю, но кто умер-то? Я думала, это кто-то с первого этажа…
Наталья охала и ахала, хваталась за сердце и что-то невнятно бормотала. Затем она прислонилась к стене, затянулась и спокойным голосом пояснила:
— С нашего этажа усопший. Петрович. Ты, наверное, его не знаешь, но золотой был мужик! Пьющий, конечно, не без этого, но зато какая душа! Царствие ему небесное, упокой Господь его душу… Святой был человек, Маша!
Дверь на первом этаже скрипнула, и до второго этажа тут же донесся зычный крик:
— Забирайте свой гроб! Чего вы выставили его тут?? Здесь вам что, выставка?? Еще вчера вам сказала! — Это был голос той самой женщины в бигудях.
Слезы сразу же перестали литься из глаз Натальи. Недобро ухмыльнувшись, она затянулась остатками сигареты, затушила ее об стену и громко послала соседку с первого этажа в такие дремучие места, о существовании которых Маша доселе даже не подозревала.
— Сама пошла туда, моль подзаборная! — не осталась в долгу соседка.
Засучив рукава, Наталья решительно пошла вниз. Маша осталась на лестнице, но немного спустилась, чтобы следить за развитием событий — вдруг кому-то понадобится помощь.
Женщина с первого этажа стояла возле своей квартиры. На ее волосах были те же самые бигуди, что и в прошлый раз. За ее спиной стоял уже знакомый Маше здоровенный мужик. Он наполовину прятался за дверью, но девушка заметила, что теперь у него был подбит второй глаз и вроде бы не хватало переднего зуба.
— Паскуда гнилая! — на ходу орала Наталья. — И не стыдно тебе?! Это же Петрович!
— Да хоть Кузьмич, мне по барабану! Убирай гробешник, говорю!
— Уберем, когда поедем в морг, а пока тут постоит, у нас места в два раза меньше, чем у вас.
Женщины поравнялись друг с другом но в схватку вступать не спешили — видимо, не хотели доводить ситуацию до пика в такое печальное утро.
Тут из квартиры соседки в бигудях выбежал ребенок. Каким-то чудом ему удалось без труда миновать мужика. Ребенок был одет в одну футболку и памперс, который почти волочился по полу. Недолго думая, он забрался в перевернутую крышку гроба и начал в ней раскачиваться.
— Шторм! У-у-у! Мам, я в лодке! Шторм! — радостно верещал он.
Наталья вытаращила глаза и разразилась нецензурной бранью. Лишь две формулировки были без мата:
— Вынимай спиногрыза из гроба, идиотка! Еще насрет там, а нам скоро святого человека провожать в последний путь!
— Ты на моего сына не ори, психичка, я сама разберусь! — Соседка обратилась к ребенку: — Павлик, это не лодка, иди домой! Вставай, я тебе говорю!
Она потянула ребенка за руку, а потом вдруг ахнула и приложила руку к груди. Проследив за ее взглядом, Наталья округлила глаза и выронила сигарету изо рта.
— А почему кошка спит в гробу?? Матерь божья! — Она перекрестилась и покачала головой.
— Сима, — обратилась к кошке соседка, — Сима, вставай!
— Да она у тебя никак окотиться собралась… Забирай ее, тащи, загадит всю домовину к чертовой матери!
Женщина в бигудях продемонстрировала неожиданную прыть: одной рукой подняла кошку и положила себе на плечо, а другой наконец вытащила ребенка. Вскоре все жильцы скрылись за дверью.
Наталья тяжело задышала, словно ей перестало хватать воздуха.
— Вот же суки! Нелюди! В такой день устроили тут бедлам…
— Пойдемте, — сказала Маша, спустившись к ней. — Вам бы прилечь, а то еще давление поднимется.
По пути Наталья успела кратко рассказать о почившем:
— Мы ж с Петровичем были… того, вместе. Но я его потом выгнала, пил много, скотина, но зато в постели каков — ураган! Страшная потеря для женского населения… Горе, Машка, как есть горе! И ведь теперь не знает никто, что с комнатой его делать… Загадил ее по самое не балуй — глаза бы не смотрели! Он же сутки там пролежал, пока мы его не спохватились.
— А вы что, комнату сдавать
