Короли карантина - Кэролайн Пекхэм
Мое сердце подпрыгнуло, когда я оказалась одна в лесу. По моим конечностям пробежал прилив энергии, и мое дыхание участилось. Мне нравился привкус опасности в воздухе. Ощущение, что за деревьями может наблюдать волк. Меня всегда привлекала темнота. Даже когда я была маленькой девочкой, папа говорил, что я никогда не нуждалась в ночнике и в приоткрытой двери. Естественный страх перед этим жил во мне, но в нем также был и трепет, которого я жаждала.
Свет справа от меня привлек мое внимание, и я остановилась, проследив глазами за линией дорожки, которая вела к невероятной старой церкви, которую я видела с дальнего берега озера. Вход был темным, но арочное витражное окно слева от него отбрасывало на землю туманный красно-янтарный узор в форме распятия. Я и представить себе не могла, что люди совершали богослужение в это время ночи, но оно явно было оставлено открытым для студентов и преподавателей, которые могли приходить и уходить, когда им заблагорассудится.
Классическая музыка звала меня изнутри. Я мало что знала о ней, но эта конкретная мелодия была известной. Самая пробирающая до мурашек песня, которую я когда-либо слышала, используемая в бесчисленных фильмах, вызывающих мурашки по спине. "Lacrimosa" Моцарта пронеслась надо мной, как холодный ветер, и заставила мой пульс заколотиться.
Я никуда не спешила, поэтому направилась по тропинке, чувствуя, как сердце бешено колотится в горле. Что-то в этом месте взывало ко мне в глубине моей души. Она выкрикивала мое имя и заманивала меня мрачными обещаниями. Я не понимала почему, потому что церковь должна быть местом комфорта, но эта не относилась к такой. Она казалась угрожающей и в то же время заманчивой. Как будто дьявол спрятался за его стенами и вытеснил Бога из его глубин.
Я толкнула тяжелую деревянную дверь, проскальзывая внутрь, и у меня перехватило дыхание от открывшегося передо мной зрелища. Это была вовсе не церковь, ее превратили в невероятное место для встреч с плюшевыми диванами и восьмидесятидюймовым телевизором на стене. Слева от меня горел камин, и его тепло лелеяло мои щеки, но почему-то совсем не согревало. Деревянная лестница вела на балкон в дальнем конце огромного помещения, но там было слишком темно, чтобы что-либо разглядеть. Двери вели из центральной зоны, и мой взгляд зацепился за одну, которая была приоткрыта в другом конце комнаты. Ряд каменных ступеней вел вниз, к двери, а из-за нее доносилась мощная музыка.
Я облизала губы, зная, что должна бежать, чувствуя это каждой клеточкой своего существа. Но я не могла игнорировать напряжение в животе, которое тянуло меня к той комнате. И я обнаружила, что двигаюсь в том направлении, прежде чем успела подумать об этом получше.
Я спустилась по ступенькам, открыла дверь и вошла в огромную каменную комнату, которая освещалась только тусклым голубым кольцом светильников вокруг пола. Помещение было переоборудовано в ультрасовременный тренажерный зал, но едва я успела войти в него, как на меня будто обрушился товарный поезд.
Мое дыхание остановилось, когда меня отшвырнуло к стене, моя щека прижалась к ледяным кирпичам, а руки были болезненно крепко сжаты за спиной. Крепкая грудь мужчины прижала меня к стене, и его горячее дыхание коснулось моего уха, его чистый яблочный аромат напоминал разлитую по бутылкам опасность.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — Ледяной голос Сэйнта пронзил меня, и мой рот открылся и закрылся, не произнося ни слова, пока я не заставила свои связки работать. Музыка нарастала до крещендо, и казалось, что кульминацией станет казнь.
— Дверь была открыта. — Отличный ответ, Татум.
— Так ты думала, что просто забредешь на частную территорию? — Сэйнт зарычал, жар его тела был почти невыносим.
— Я не знала, что это частная территория — это же церковь! — Я дернулась в его железной хватке, пытаясь успокоиться настолько, чтобы сосредоточиться на своих натренированных навыках. Я высвободила одну руку, затем отвела локоть назад. Он рассмеялся, когда она врезалась ему в ребра, давая мне дюйм пространства, чтобы развернуться в его руках. Его ладони хлопнули по стене по обе стороны от меня, и он наклонился ближе со злобной усмешкой.
— Это не церковь, кукла Барби. Это храм. Мой храм. — Его взгляд опустился на мой наряд, осматривая его, как будто он его не одобрял, но то, как расширились его зрачки, говорило об обратном.
Я проглотила твердый комок в горле, выпрямила спину, прислонившись к стене, и вернула ему его же выражение лица.
— Ты что, серьезно? — Я усмехнулась.
— Смертельно серьезно, — прошипел он, как змея, и я подумала, не ядовитая ли у него слюна. Меня бы это нисколько не удивило.
Его грудь вздымалась, и я не смогла удержаться, чтобы не опустить взгляд на затвердевшие мышцы его груди и написанные чернилами слова, изгибающиеся вокруг ребер. Дни длинные, но ночи темные.
— Большинство женщин заплатили бы хорошие деньги, чтобы увидеть меня так близко и обнаженным, — прорычал Сэйнт, и я снова посмотрела ему в глаза. Его глаза были черными, как пустота, засасывающая меня и пытающаяся насытиться всем хорошим внутри меня, пока не останется только плохое.
Самая дикая, скрытая часть меня переживала чертовски трудный день, промокшая насквозь и страстно желающая его, в то время как я боролась с тем, чтобы она не выглянула из-за моего выражения лица.
— Я и не знала, что ты проститутка, Сэйнт, — сказала я. — Похоже, ты не в моем ценовом диапазоне. Но не волнуйся, мне не нужно платить за хороший перепихон, я могу получить его сама.
Он мрачно усмехнулся, сокращая расстояние между нами еще больше, пока, казалось, не высосал каждую унцию кислорода разделяющую нас.
— Остроумие обеспечит тебе только одно место рядом со мной, Барби. Вернее, ты будешь раздавлена под моим каблуком. И ты, возможно, сможешь хорошенько потрахаться, облизывая свои аппетитные губки и выпячивая заурядное декольте, но ты не получишь умопомрачительного траха с богом, если не являешься кем-то особенным.
Его слова резанули меня по груди, намереваясь проложить себе путь к сердцу, но я подняла свою защиту прежде, чем он смог коснуться его. Я издала насмешливый вздох и поднырнула под его руку. Он потянулся, чтобы схватить меня, но я со смехом отскочила от него.
— Полагаю, единственный, кого ты считаешь достаточно особенным
