Измена. Во власти конкурента (СИ) - Летинская Лита
Я тоже подхожу к посту, чтобы переговорить с охраной, но упертый охранник, заладил — нельзя и все, хоть ты тресни. Даме можно, а мужчинам без пропуска нельзя. Пишите пропуск на имя своей организации — тогда пожалуйста.
Я пожимаю плечами, видно и вправду придется идти за пропуск для этих двоих и отправить с ним сюда помощницу.
У лифтов немного мешкаю, оба лифта заняты и судя по цифрам курсируют между верхними этажами и не собираются спускаться.
Боюсь это может затянуться надолго. Хочу позвонить помощнице, чтобы выписала и спустила пропуск. Даже набираю номер. Идут гудки, когда, наконец, соседний лифт спускается, створки открываются, но из кабинки никто не выходит. Спешу туда чтобы заскочить внутрь, но застываю перед раскрытыми дверьми. Я удивляюсь тому кого застаю там.
Внутри, раскинув руки по заднему поручню стоит мой муж, он поднимает на меня глаза. Вот чей взгляд темный как ночь и не предвещает ничего хорошего.
Честно, хотела его увидеть, но чуть позже, когда решу свои вопросы. Старается не показать ему страх, уверенно выдаю:
— А вот ты-то мне и нужен.
Рус будто бы удивляется, корча гримасу недоверия. А зря. Вопрос с моими документами все еще остается актуальным, мне проще договориться и забрать их, чем восстанавливать.
— Сама пришла. Вот и прекрасно, я тебя ждал! — зло цедит.
Руслан молниеносно делает выпад, оказываясь рядом со мной, ловит запястье и затаскивает в лифт, продолжая удерживать мое запястье, больно сжимая. Нажимает этаж офисов Капиталстрой. Ну что ж, придется прокатиться до офисов мужа.
— Руслан, пусти, больно! — выходит жалобно, но терпеть и дальше жесткий захват мужа нет никаких сил. Еще немного и я точно взвою!
— Ничего, потерпишь. Теперь ты у меня не сбежишь, вот так просто. — но руку все же отпускает ненадолго, пока едет лифт, зло сверля меня ненавидящим взглядом.
Рус выволакивает меня из лифта больно вцепившись в локоть, тащит к себе в кабинет через просторный коридор в приемную, мимо губастой блондинки растерянно хлопающей ресницами, мимолетно отмечаю ничем не отличается от предыдущей.
Он заталкивает в кабинет и бросает меня в кресло рядом с его столом. Я тут же вскакиваю.
— Ну и для чего было это показательное шествие? Я и сама могла дойти!
Тебе доверия нет. — зло рычит на меня. — А сейчас сядь! Не доводи до греха!
Я испуганно оседаю от его грозного рыка, сердце бешено колотится. Не так-то легко сохранить спокойствие рядом с взбешенным мужчиной. Я ощущаю угрозу исходящую от него и действовать более мягче.
Рус гремит ящиками стола, вытаскивает стопку отпечатанных бумаг, подталкивая ко мне.
— Подписывай! — агрессия!
— Что это, я не буду подписывать незнамо что.
— Это дарственная и отказ от детей, ты хотела развод будет тебе развод. — нависает он над столом, давя своей мощью.
— Дарственная на что? — дрожащими руками начинаю перебирать листы, но строчки перед глазами расплываются. Что он сказал дальше, отказ от детей? Он и здесь решил подстраховаться?
— Хватит строить из себя дуру! — рявкает он. — Подпиывай дарственную на пакет акций и отказ от детей. Хочешь развод, будет тебе развод. Только на моих условиях!
Бешеный взгляд стеклянных глаз, жесткий оскал — это не мой муж, это какой-то посторонний мне человек, больше похожий на зверя!
По венам медленно, но верно расползается леденящий страх.
28
На его покрасневшем лице даже вена на лбу вздулась, настолько сильно его трясет от злости, что до меня доносится его шумное дыхание как у взбешенного быка. Он ослабляет узел галстука, падает в кресло, продолжая сверлить налитыми кровью глазами. Кивком мне указывает на кипу листов.
Я смотрю на бумаги. Подмахнуть не глядя? Он за кого меня принимает, за пустоголовую глупышку?
Собираю документы в аккуратную стопочку, постукивая ими по столу, чтобы сровнять края.
— Мне нужно посоветоваться с юристом, — невозмутимо привстаю, хочу гордо и независимо уйти.
— Сядь! — оглушающе рявкает Руслан.
Я оседаю назад в кресло, поджилки начинают трястись, честно говоря, от того напряжения, что создает муж своим поведением, роняю бумаги на стол, отчего стопочка снова принимает неровные очертания, рассыпаясь.
— Какой нах… юрист⁈ Ты думаешь я для этого тебя притащил, чтобы ты обжаловала и внесла правки? Нет! Здесь и сейчас подписываешь в том виде какой есть и свободна. Нет — тогда у нас начнется другой разговор. Хочешь быть для меня никем, ты и будешь никем. — он пальцем указывает на ручку, лежащую на столе.
Дрожащими руками раскладываю листы. Глаза натыкаются на строчки:
«Настоящим я добровольно и безусловно отказываюсь от родительских прав в отношении…»
Да это бред, я точно не смогу это подписать. Отталкиваю от себя бумаги.
— Ты же понимаешь, что я могу оспорить этот отказ, сделанный под давлением? — шепчу сиплым голосом, в горле застрял комок, мешая голосовым связкам расправиться.
Рус подталкивает бумаги обратно ко мне, подтягиваясь на руках и нависая над столом.
— Никаких обжалований! У тебя больше нет детей. Запомни это! Ты ведь можешь и не выйти из здания. Был человек и нет человека. — мечтательно добавляет он через паузу.
Сердце замирает от его слов и срывается вскачь. Это какая-то новая форма шантажа — угрозы, запугивания физической расправой. Скорее нет, просто я раньше не знала Руслана с этой стороны, да и вообще, как оказывается, не знала.
Я смотрю на бумаги в полном оцепенении. Что мне еще остается делать кроме как уступить? Он ведь и действительно не отпустит меня без этих чертовых подписей. Стоит пойти на это, а позже все равно сделать по своему, если в суде всплывут эти бумаги подать на обжалование или давить на то, что эти подписи взяты под угрозами. Но рука не поднимается даже взять ручку в руку, что уж говорить о моем личном росчерке на бумаге. Но давление надо мной так и не исчезает. Рус по прежнему нависает надо мной как питбуль желающий вцепиться в глотку.
Что там еще было? Акции, да пусть подавится ими.
Я беру ручку, лишь бы потянуть время, отыскиваю договор дарения. Намеренно вожусь с подписями. Что их так много? Я будто целое государство отдаю, а не вшивые пять процентов акций!
Остается поставить еще один росчерк на последний лист, где жирными буквами выведено «заявление». Тут уже стоят все мои данные и пуста только строка подписи и даты. Я смотрю на Руслана умоляюще, но его взгляд так же непоколебим.
Писк селектора, заставляет выронить ручку из дрожащих рук.
На весь кабинет раздается лишь два слова:
— Господин Завойский…
И дверь распахивается.
Кто вообще в наше время разбрасывается званиями господин? Но вскоре понимаю почему.
На пороге сам Ярослав Вячеславович, внушительный и невозмутимый. Окидывает нашу пасторальную сценку, в которой только мои покрасневшие глаза и нависающий надо мной Руслан выдают отнюдь не безмятежность, сверкает своими почти выцветшими до белизны глазами, лишь темная каемка очерчивает границу радужки, придавая его взгляду зловещий вид, проходит внутрь.
Секретарша нелепо пытается оправдаться, за неожиданный визит, но что она смогла бы противопоставить той мощи, что излучает одним своим видом Ярослав.
— Господин Шахов, полагаю. Вот мы наконец и встретились. Несмотря на ваши явные пренебрежения договоренностями о нашей встрече. — приветствует даже не подав руки. Совсем не обращая на меня внимания, словно меня здесь нет, сосредоточенным взглядом изучает противника, но это не так, мимолетный взгляд в мою сторону говорит об обратном, он правильно оценивает обстановку и ведет какую-то свою игру.
Руслан выпрямляется. Он явно не ждал высочайшего гостя.
— Я забираю вашу спутницу, — смотрит на меня, — она мне срочно нужна. В конце концов, Лада Андреевна, не хорошо заставлять ждать так долго будущего инвестора. — отчитывает меня легко журя.
Рус встает из-за стола подходит к Яру пыжится и раздувается:
