Любовь на грани безумия - Каролина Бехтерева
Причитания врача кажется не имели предела. Я могу его понять. Если бы он мне отказала, возможно, я бы сейчас не валялся в его отделении, но тогда неизвестно, чем бы всё закончилось в клетке.
Мужчина переводит взгляд на девушку, хмурится и строгим тоном дает указания провести какие-то анализы.
Она покорно кивает и выходит вслед за ним из палаты.
Не успеваю и рта раскрыть, спросить ничего даже не смог, как дверь захлопнулась, оставив меня одного.
Прикрываю глаза от режущей боли, а когда вновь открываю, в палате царит сумрак. Подсознательно чувствую, что не один.
Немалыми усилиями осматриваю помещение и вижу в углу Князева. Он мирно посапывает, но лицо напряженное, хмурое, словно ему снится что-то неприятное.
Стоит мне пошевелиться, как глаза друга тут же распахиваются, и он оказывается у моей постели.
— Ты как? — Встревожено спрашивает, бросая взгляд на приборы.
— Говори!
— Влад… — Друг мешкает, запинается на полуслове и не смотрит в глаза.
— Тим, ГОВОРИ!!! — Рычу, превозмогая боль, и пытаюсь принять сидячее положение.
— Блять… — выдыхает, зарываясь руками в волосы, — брат, мне жаль, но…
Мне не нужно ничего уточнять. Не нужно забрасывать его вопросами, потому что по его серому лицу и так всё понятно.
— Расскажи, что было. — Прошу, глядя перед собой.
— Когда ты отключился, там такая бойня началась… У нас времени было в обрез, нужно было и тебя вытащить и самим уцелеть. Мы еле выбрались. Ребят потрепало, но все живы.
— А он?
— Сбежал…
— А…
— Влад… мы бы ничем ей не помогли… Там столько крови было. Я помню, что обещал, но…
— Она может быть еще жива! — Гулко шиплю на друга, но тот лишь опускает голову вниз.
— Она здесь…
Резко подаюсь вперед, хватая друга за шиворот рубашки.
— Где? — От необдуманных телодвижений всё начинает пылать огнем. Боль такая, что еле могу сделать вдох.
— На нулевом этаже…
Глава 31
Стою перед стальной дверью, придерживая себя рукой за рёбра. Что бы спустится сюда, нам пришлось потратить 20 минут, а казалось, что прошла целая вечность.
Князев поддерживает меня, опустив руку на плечо, но мне сейчас это не нужно.
— Подожди здесь!
— Влад…
— Я сам!!!
Толкаю дверь, и меня обдает неимоверным холодом. Могильным, угнетающим, словно вытягивающим из тела всю жизнь.
Прохожу вперед, огибая накрытые белыми простынями тела. Их так много, практически все столы заняты.
Сколько людей будут оплакивать их. В сколько семей пришло горе. Возможно, кто-то потерял мужа, кто-то жену, кто-то дочь или сына, мать или отца. Здесь всё пропитано горем, безысходностью. Здесь нет места надежде, ни от кого нет сочувствия, а только давящее чувство конца. Оно проникает глубоко вовнутрь, оседает внизу и селится там навечно.
Делаю еще пару шагов и замираю около блестящего, хромированного стола.
Не знаю как, не знаю почему остановился именно здесь, но ощущение правильности появилось, стояло мне переступить порог.
Протягиваю руку, и кончиками пальцев отодвигаю ткань. На секунду прикрываю глаза, справляясь с учащенным дыханием, и вновь смотрю.
Девушка, лежащая на столе, белее простыни, которой накрыта. Заостренные черты лица, выделяющиеся скулы, слегка впалые щеки.
Провожу по волосам, а они такие же мертвые. Жесткие на ощупь, словно чужие. Я любил эти волосы. Зарывался в них пальцами и не мог насладиться их мягкостью, шелковистостью, а теперь…
Так не должно быть… 25 лет… Ей всего 25 лет…
Вся жизнь могла бы быть впереди. Но уже не будет…
Никто не назовет её мамой. Никто не узнает насколько нежной она может быть. Никому не посчастливится почувствовать её любовь и заботу. И я… никогда больше не увижу её прекрасных глаз, не дотронусь до теплых губ, не прижму к себе, глубоко вдыхая родной запах. Я никогда не сделаю её своей женой, хотя обещал…
Выхожу и сразу же попадаю под гневный взгляд своего врача. Князев поджимает губы, прислонившись к стене. Видимо он уже выслушал, а сейчас моя очередь.
— Кто разрешил встать? — Гремит мужчина, а я, было, открыл рот что-то сказать, но перед глазами все начинает плыть. На задворках сознания слышу отборный мат и перестаю чувствовать свое тело.
Противный, но уже такой знакомый писк, выводит из сонливости. Я снова в палате, снова малознакомая девушка сидит рядом с виноватым видом.
— Почему каждый раз ты здесь? — Не церемонясь, спрашиваю в лоб.
Она немного тушуется, одергивает руку, а я в упор продолжаю смотреть и ждать ответа.
— Я… доктор велел присмотреть за тобой.
Я её помню… Это та самая медсестра, которая перематывала мне поврежденную о стену руку. Но больше она не бросает на меня заинтересованные взгляды и не пытается флиртовать.
— Где Тимур?
— Он сейчас вернется, пошел за кофе.
Меня всё раздражает. И она, и палата эта, и сам я.
От своей беспомощности хочется выть.
Слышу звук открывающейся двери и прошу девушку выйти. Грубее, чем следовало бы, но мне сейчас не до вежливости.
— Помоги встать. — Прошу друга, откидывая одеяло.
Князев ставит стакан с кофе на стол и подходит ближе.
— Влад, тебе нужно лежать. Вернись обратно.
Смеряю его холодным взглядом и диву даюсь, как он не понимает? Больница — это последнее место, где мне сейчас стоит быть.
— Мне нужно встать! Я должен быть на похоронах! — Рычу в ответ и вижу, как Тимур устало опускается в кресло.
— Всё закончилось, Влад… Похороны были два дня назад.
Как ушат ледяной воды на голову.
Ненависть к себе начинает расти со скоростью света. Пока я здесь отлёживался, её забрасывали сырой землей, а я даже не попрощался…
У меня отняли всё!
Родителей, спокойную жизнь, право на счастье и любовь. И даже последний раз увидеть женщину, благодаря которой мне захотелось жить, тоже не позволили.
— Ты был?
— Нет… Её мать забирала. Она чернее тучи была, даже слово промолвить не могла. Я пока к врачу бегал, предупредить, что уеду — её уже увезли.
— Помоги встать!
Князев нехотя протягивает руку на которую я тут же опираюсь и, убедившись, что я могу стоять на ногах, идет к сумке в дальнем углу.
Достает мои вещи, в которые я с трудом переодеваюсь.
Стояло порог переступить, как нос к носу сталкиваемся с врачом.
— Далеко собрался? — Преграждает мне путь, нависая сверху, и
