Верная - Юлия Резник
В противовес по большому счёту вполне дружелюбным словам, Женькин голос звучит равнодушно, как будто ей поскорей не терпится отсюда свалить. Мама ненадолго теряется. И прежде, чем она успевает ответить, Воскресенская скрывается из поля видимости. После всего, что Женька для меня сделала, я просто обязан её догнать и объяснить, что… А собственно, что? Сказать: «Жень, я соврал! Ты мне нравишься»? Я даже не уверен, что это так! И ведь я до сих пор наверняка не знаю, что ею движет.
Прощаемся с матерью. Отключаюсь. Сгребаю Женькин «Мак» со стола и стремительно выхожу вслед за ней.
– Евгения Александровна! Твой ноут. И ещё я… – чёрт, из угла смотрит чёрный глаз камеры.
– Да?
Я молчу. Хотя, конечно, ещё можно сказать: «Прости, я мудак». Но ей как будто даже это не надо. Судя по тому, как она на всё реагирует, к встречам с мудаками жизнь её готовила с рождения.
Почему-то только теперь в памяти всплывают слова «тоже Сергея»:
– Ну, рассказывай! Как тебе понравился завтрак в постель?
Что он имел в виду? У неё кто-то есть? Кто-то… не мудачный? Романтик хренов. Это вообще нормально – обсуждать со своей бывшей её новых хахалей? Я бы вряд ли смог. Потому что даже бывшая… это же моя бывшая, понимаете? Нет, я абсолютно нетерпим в этом плане, хотя в остальном вроде вполне современный и либеральный мужик. Всё ж существуют ещё вещи, с которыми я вряд ли бы мог смириться.
А может, это он сам притащил ей этот чёртов завтрак? Может, у них в отношениях оттепель? Может, они сойдутся. Может, они вообще не разъезжались. Некоторые люди и после развода живут вместе. Что ж так глупо всё?…
– Мы ж под колпаком, Жень, – тихо замечаю я в конце концов. И вроде это всё звучит как простая констатация факта, но всё равно какого-то хрена кажется, что я оправдываю… собственное малодушие? Господи, а это причём?
– Понятно. Алексей Степанович, – Женя тычет пальцем в приёмную, как если бы всё сказанное мной вообще относилось не к ней, – там.
– Какой ещё Алексей Степанович?
– Саврасов.
Мой когда-то хороший друг. Сейчас, насколько я знаю, шестёрка отчима Воскресенской. Наш так и не состоявшийся толком разговор с Женей оседает внутри першащим чувством неудовлетворённости. Прежде чем узнать, какого чёрта от меня хотят высокопоставленные гости, бросаю последний взгляд на Воскресенскую. Тот невольно сползает с её равнодушных глаз на плотно сжатые губы. Кажется, будто она заорать хочет и лишь нечеловеческим усилием сдерживается. Почему-то становится ещё более неуютно. Будто только теперь до меня в полной мере доходит, какую же херню я творю.
– Ладно. Если что – я у себя.
Евгения Александровна едва заметно кивает. Вот кто бы мог посоревноваться с моей матерью в аристократизме. Но если в случае мамы всё объяснимо – род у неё древний и знатный, то Воскресенская, насколько мне известно, таким происхождением похвастаться не может. Откуда в ней это царственное величие – вопрос.
– Алексей Степанович! Какие люди…
– Сергей Зурабович, рад приветствовать. – Лёшка вскакивает с кресла, жмёт мне руку, а потом со смехом, отбросив весь политес, приобнимает и от души прикладывает меня ладонью промеж лопаток: – Ну как же я рад тебя видеть!
– Взаимно. Ты как, по делу или просто?
– Ещё бы! С днём рождения, дорогой. Чем богаты, как говорится. – Лёшка подхватывает стоящий рядом с креслом пакет и вручает мне. Сто процентов передаривает что-то ненужное. Это довольно распространённая практика, насколько мне помнится. Наверняка какой-то уродливый и жутко дорогой хлам. Скульптура там или какая другая инсталляция.
– Надо же, – восхищаюсь, – не забыл.
– Не только не забыл, но и подготовился! – ржёт Лёшка. – Давай, собирайся.
– Куда?
– Ресторан, клуб, танцы, текила, девочки. Всё как в старые добрые времена.
– Ленка-то яйца тебе не открутит? За девочек, – иронично улыбаюсь в ответ.
– Но-но! Ты отстал от жизни, Серёг. С Ленкой я уже года два как в разводе, – ухмыляется Саврасов, но видно осознав, что я вряд ли нуждаюсь в лишних напоминаниях об упущенном, тушуется и выпаливает скороговоркой: – Но мы сегодня всё наверстаем. Мамой клянусь. Что стоишь? Собирайся!
– Нет-нет. Исключено. У меня дел по горло. Ты, должно быть, в курсе.
– У меня для тебя от самого, – Саврасов задирает башку к потолку, – вольная. И сюрприз. Пойдём. Это твой пиджак?
– Мой, мой.
Кошусь на часы. Пять… ещё работать и работать. Особенно учитывая то, что вчера я тоже самым наглым образом забил на дела. Но Саврасов ведь как репей. И явно не потому, что он о нашей минувшей дружбе вспомнил. Что-то ему от меня надо. Вечеринка по случаю моего дня рождения – так, лишь предлог. Ну что ж… Делать нечего. Забираю пиджак и шагаю к дверям:
– Твоя взяла. Погнали. Недолго, да?
Лёшка божится, мол, конечно-конечно. Но недолго не получается. Стоит нам усесться в приватном кабинете одного из новомодных ресторанов, как к нам подтягивается ещё с десяток человек. Кого-то я знаю хорошо, кого-то похуже, но все мы когда-то давно делали общее дело, и теперь они обо мне вспомнили, решив, что лучшего повода возобновить контакты не будет. Я – тёмная лошадка. Тогда как все думали, что сбитый лётчик. Теперь гадают, как я могу им пригодиться. В общем, весело. Стол ломится от яств. Вино рекой льётся. А Саврасов и с одной стороны ко мне подкатывает, и с другой… Надо, точно что-то надо шельмецу. Про работу меня пытает не ради праздного интереса – факт. И вино в моём бокале тоже неспроста не переводится.
Из ресторана перекочёвываем в клуб. Кто-то по дороге потерялся, остались самые стойкие и желающие оторваться. Я успел забыть, как это происходит. Куча алкоголя, дорожки кокса, хотя я не по этой теме, девки…
– Мне тут сказали, ты давненько, Сергей Зурабы-ы-ыч, не траханый. Это тебе от нашего начальства привет. Выбирай. Тёмненькая ничего.
Твою мать. Только этого не хватало. Трахаться хочется примерно так же, как и умереть. Но не воспользоваться подарком – значит не только обидеть дарителя, но ещё и
