48 минут, чтобы забыть. Фантом (СИ) - Побединская Виктория

— Ладно, — спокойнее, чем я ожидала, вдруг произносит Ник. — Раз все уже в курсе своего, — он демонстративно откашливается, — и моего прошлого, обсуждать будет проще. Я тоже читал свой дневник.

Ник берет со стола стакан, делает глоток воды и смотрит на меня. Таким странным взглядом, ему совершенно не свойственным. С небольшой долей неловкости, а может, даже смущения или стыда, которого ему явно не стоило бы испытывать, учитывая обстоятельства. А потом говорит:

— Прости, Ви, не знаю, в курсе ли ты, но твой парень погиб. Зря мы его искали в Карлайле. Я сожалею.

Рей, глядя на меня, ошарашенно молчит.

Шон молчит выразительно.

«Что за чертовщина происходит?» — спрашивают широко распахнутые глаза Арта. И мои поднятые плечи отвечают: «Кто бы мне объяснил».

Не находя, что ответить, я сдержанно киваю. Наверняка, Ник читал тот дневник, что раздобыл ему Джесс, из Коракса. Поэтому ничего обо мне в нем не писал. Всё, на чем строятся его предположения, — переписка с Тайлером и мои отчаянные попытки его найти, следуя за воспоминаниями.

Я понимаю, что этот неудачный спектакль пора сворачивать, потому до того, как Арт успеет открыть рот, собираясь произнести что-то вроде: «О, брат, ты еще многого не знаешь…», я хватаю его за локоть и выволакиваю за собой из комнаты, сдержанно извинившись. Надеясь лишь на то, что мою реакцию Ник спишет на разбитые ожидания и печаль о кончине его лучшего друга, по совместительству моего парня, а остальные просто не заметят.

Рейвен кричит что-то о том, что мы обязаны разрушить Коракс до основания, но конец её речи я дослушать не успеваю, затаскиваю Арта в чулан через стенку и запираю за нами дверь.

— Я не могу рассказать ему сейчас, — шепотом кричу я.

— Почему? — спрашивает Арт, потирая предплечье, на котором наверняка остались следы моих ногтей и синяки от пальцев.

— Слишком много между нами произошло с момента побега. Дерьма по большей части. — В этот момент по мне бьет каждое сказанное Нику презрительное слово, все наши стычки и ссоры, коих было немало. — Мое мнение о нем было ужасным. Ужасно неверным. Я просто не вынесу его снисхождения из чувства долга, понимаешь?

Моя наивность, взявшись за руку с глупой надеждой на счастье, выросшей по сути из ничего, из черных букв, сложенных в слова и предложения, убедили меня в том, что я для него что-то значу. Но значу ли? Пусть Ник и оказался лучше, чем я о нём думала, разве это изменило что-то между нами здесь, в реальности?

— Я просто хочу любить кого-то, кто будет любить меня в ответ. И не потому, что чувствует себя обязанным, как это вышло с Шоном, — стараюсь объяснить я.

— Ник бы не стал.

— Ты уверен?

Он замолкает, не решаясь спорить.

— Дай мне неделю. Пожалуйста, — прошу я. — Я расскажу ему все сама, но только когда буду готова. Когда мы оба будем готовы к этому.

Арт недовольно отворачивается и, сжав ладонь в кулак, легонько бьет по стене.

— Теперь я уже жалею, что влез в это дерьмо, — стонет он. — Молчание — не моя сильная сторона, ты же знаешь.

Знаю. Сегодня смогла убедиться лично. Поэтому я подхожу ближе, обхватив двумя ладонями его кулак, убираю его от стены и прошу:

— Всего неделя, Арти. А потом я всё расскажу. Обещаю.

Из комнаты Ника доносится шум. Шаги гремят в коридоре, а потом на лестнице. Значит, все разошлись. Собрание закончилось.

— Ладно, — неохотно тянет Артур. — В конце концов он твой парень, не мой. Тебе решать. Просто если Ник узнает, что я от него скрывал, он меня прикончит.

— Не прикончит, ведь ты его лучший друг.

— Слабое оправдание, — отмахивается Арт, вскинув бровь.

Постаравшись сделать максимально убедительное лицо, я кладу ладони ему на плечи и прошу: — Арти, ну пожалуйста.

Он демонстративно закатывает глаза:

— Хорошо тебе говорить, ведь ты девушка. Тебя Ник не убьет.

— Зато это сделает его брат, — отвечаю я. — И поверь, он на то, что я девушка, не посмотрит. Еще и обставит всё как несчастный случай.

Арт ухмыляется, качая головой:

— Старину Джесса я возьму на себя. Только прошу, не затягивай с этим, ладно? — Он открывает дверь и на пороге добавляет: — Одна неделя! — А потом уходит.

Я устало прислоняюсь к пыльной стенке. На рукаве тут же остается белесый след, и я принимаюсь стирать его другим рукавом. Из комнаты Ника слышится недовольный голос Джесса. Я хочу развернуться и уйти, но останавливаюсь, выхватив собственное имя из монотонного бурчания.

— И что теперь с ней делать? — спрашивает Джесс. — Ты же понимаешь, пока Виола здесь, Максфилд нас в покое не оставит. Он будет искать ее даже по ту сторону океана. Ее надо вернуть отцу.

— В каком смысле вернуть? Она же не вещь, — отвечает Ник. — Если решит остаться, значит, так и будет. И тебе придется смириться, нравится она тебе или нет.

— А тебе? — вдруг спрашивает Джесс.

Ник притихает.

Не дождавшись ответа, я залепляю его многозначительным молчанием, словно пластырем, дыру в сердце и, прикрыв дверь, выскальзываю из подсобки. У меня остается неделя. И отсчет пошел.

Глава 7. Фантом

Сегодняшнее утро начинается рано. Я открываю глаза от шума голосов. Вокруг темно. Сквозь занавешенные ветошью и заклеенные бумагой окна я вижу: солнце еще не встало. Настольная лампа, слишком тусклая для такого помещения, служит единственным источником света в комнате, которая нашими стараниями обросла мелочами, превратившими ее в дом: шкаф в углу из трех сложенных друг на друга ящиков, стопка поддонов под матрасами и даже большая столовая зона, собранная из кресел зрительного зала и огромного деревянного стола.

Слева — территория Джесса и Шона, где царит идеальный порядок, только тщательно соблюдая который, по их убеждению, можно выжить. «Хочешь изменить мир — начни с собственной кровати», — примерно так звучит жизненный принцип, который они всеми способами пытаются навязать.

Артуру, правда, на их слова плевать с высокой колокольни, потому что в углу напротив словно символ противостояния душным армейским ценностям — его матрас, застеленный явно наспех красным флагом с желтыми кисточками. Сшитый то ли из блестящего атласа, то ли из сатина, он вечно сползает на бок, так что сидеть на нем сплошное мучение. Это и кровать, и стол, и диван, и просто свалка всех вещей, которые могут понадобиться среди ночи. Где-то сбоку от этого беспорядка спим мы с Рейвен, но сейчас ее половина постели даже не разобрана. Сидя перед ноутбуком вместе с Ником, она о чем-то увлеченно рассказывает.

Если бы не столь очевидная разница в росте, их с лёгкостью можно принять за брата и сестру — оба темноволосые, белокожие, со слишком яркими, резкими и не свойственными англичанам чертами лица. Глядя в экран, заслонившись волосами, словно черными занавесками, одинаково о чем-то хмурятся. Вокруг разложены свернутые кольца электрических проводов и пустые кружки — свидетельства бессонной ночи.

Я с облегчением вздыхаю, хваля себя за то, что перед сном вытащила из дневника несколько последних глав и перенесла на карту памяти. Мои догадки, что как только Ник сможет встать, он примется изучать содержимое диска, подтвердились. Слишком рано ему знать о нас.

— Доброе утро, — смущенно роняю я, выползая из постели и подбирая одеяло.

Вся реакция на мое приветствие — едва заметный кивок. Ник не оборачивается и ничего не отвечает. Как и Рейвен, впрочем, не обращает на меня внимания.

— Привет, Ви, — это Шон. Он уже успел привести себя в порядок и налил кофе.

Я киваю, оглядывая пустующие матрасы. Джесса нет, значит, его очередь дежурить. Арт, спящий прямо возле моих ног, еще что-то сонно бормочет, пряча голову под подушку и не желая вставать.

— Сколько агентов сейчас здесь, в Карлайле? — спрашивает Ник уже громче, и его вопрос теперь могут услышать все. Раз наступило утро, сохранять тишину больше нет необходимости.

— Не больше двадцати подключённых к Эхо, и то все — исключительно твоя группа. Новички. Сколько обыкновенных военных — не знаю. Может, сотни. Мы никогда не отслеживали.