Однажды в лифте (СИ) - Шнайдер Анна
— О, — она встрепенулась, — а я как раз собиралась звонить по телефону. Видела! Только давно, часа три назад. Я ещё обратила внимание, что у него рулетка возле шеи болтается, хотела поймать, но он от меня убежал. А бежал он к железнодорожной станции.
К станции… Андрей похолодел. Там же поезда! Не дай бог, под электричку угодил. Как он об этом Ане скажет?
— Вы о плохом не думайте, — сказала девушка, наверное, заметив, как он побледнел. — Кроме электричек там ещё помойка рядом. Может, видели, за магазином? Поищите его сначала на помойке.
— Думаете…
— Знаю. У меня два раза собака убегала, и каждый раз, прежде чем бежать домой, шарилась на помойке.
— Ладно, посмотрю. Спасибо!
— Не за что.
Андрей побежал к станции. Темнело всё стремительнее, и он хотел успеть полазить там, пока ещё что-то видно.
Помойка за магазином была не такая уж большая, но вонючая. И почти сразу, как Андрей добрался до неё, он услышал странный звук.
Как будто кто-то что-то грыз.
Так-так…
Андрей пошёл дальше, и, завернув за очередной «угол» из мусора, увидел увлечённо грызущего какую-то огромную кость Афоню.
Боже. Такого невероятного облегчения Андрей никогда в жизни не испытывал. Ему показалось, что с плеч целая гора рухнула.
— Афоня…
Пёс оторвался от своего занятия и вопросительно посмотрел на Андрея. Что, мол?
— И как тебе, козявке, не стыдно…
Альфонс завилял хвостом. А должно быть стыдно?
Андрей подошёл ближе и осторожно взялся за рулетку — она висела возле шеи пса.
— Аня там волнуется, извелась вся, плачет, наверное. А ты тут жрёшь. Предатель!
Афоня прижал уши и, заскулив, метнулся в сторону, к куче мусора. Наклонился и, подцепив что-то зубами, достал…
— Э-э-э… — протянул Андрей, глядя на то, что держал в зубах Альфонс. — Это же… и что мне с этим делать?
Афоня завилял хвостом, и Андрею вдруг стало смешно.
Воистину, с кем поведёшься, от того и наберёшься…
***Анна
Ни один человек в мире, только если он не каменный, не сможет бесконечно держать себя в руках. И когда на улице почти совсем стемнело, я села на лавочку возле какого-то подъезда и заплакала.
Я не представляла, что ещё могу сделать для того, чтобы найти Афоню. Тем более — ночью. Как он будет на улице один в темноте? От одной мысли об этом я начинала рыдать.
И тут зазвонил телефон.
Номер был незнакомый, но почему-то, отвечая, я догадалась, кто это звонит, и сердце у меня замерло.
— Ань, я нашёл Афоню, он цел, не волнуйся, — протараторил Андрей. — Мы к дому идём.
Господи, спасибо…
— Я тоже… иду.
Я положила трубку, но не пошла — побежала.
Я была у подъезда минут через пять, Андрей с Афоней пришли ещё через десять. Мой пёс радостно размахивал хвостом, будто ничего страшного и не случилось, воняя при этом тухлой рыбой на всю улицу, а Дятел… нет, пожалуй, не буду его больше так называть… Андрей улыбался. Очень радостной и понимающей улыбкой, увидев которую, я подумала — и как я без него раньше жила?..
— Вот твой дезертир, держи, — Андрей передал мне рулетку. — На помойке его нашёл возле станции.
— На помойке? — я укоризненно посмотрела на счастливого Афоню. Ну да, как же я сама не догадалась! Он ещё в детстве проявлял повышенный интерес к помойкам. Я отучила, но… природа и стресс взяли своё.
— Угу. Так что надо срочно мыть наше найденное сокровище.
В тот момент я даже внимания не обратила на это «наше», но чуть позже, когда впечатления от пройденного дня прошли, вспомнила. И обрадовалась.
Слова «мы» и «наше» всегда нравились мне больше, чем «я» и «моё»… Особенно когда речь шла о том, чем мы — хотя тут уместнее говорить «я и Олег» — владели вместе.
Олег никогда не говорил «наша собака» — только «твоя». И мне всегда было это немного обидно. Хотелось, чтобы он тоже любил Афоню, но… Но, как я теперь понимала, Олег и меня-то не любил, не то, что Афоню.
Между тем мы с Андреем дошли до лифтов и, с опаской переглянувшись, всё-таки нажали кнопку вызова.
— На сегодня, я думаю, уже достаточно неприятностей, — пробормотал Андрей. — Вряд ли мы ещё и в лифте застрянем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Сплюнь.
— Нет, я серьёзно. Ладно, в любом случае я не осилю пешком идти, ноги уже отваливаются.
Я понимающе кивнула. Почему-то, пока я искала Афоню, усталость почти не ощущалась, зато теперь навалилась так, словно я целый день таскала мешки с песком.
Хотя я бы предпочла таскать что угодно, чем заниматься тем, чем я занималась сегодня.
Двери лифта распахнулись, и мы с Андреем шагнули внутрь. Двери закрылись… и тут я услышала странный звук. Словно какой-то писк. И шёл этот писк от соседа.
Я покосилась на Андрея. Он сделал невинные глаза и улыбнулся — мол, я не я, и писк не мой.
Ага… куртка в районе его груди вновь запищала.
— Что там у тебя? — спросила я, краем глаза заметив, как завилял хвостом Афоня.
Сосед, вздохнув, полез за пазуху… И достал оттуда крошечного и почти слепого щенка.
Я бы поперхнулась, если бы было, чем. А так просто вытаращилась на этот крохотный грязный комочек — кажется, если его отмыть, он будет белым… — и тихо спросила:
— Это… ты мне подарок, что ли, принёс?
Андрей слегка надулся. Погладил щенка по голове — тот снова пискнул — и сказал:
— Почему тебе? Я себе его взял. Хотя мне кажется, что это она.
— Себе?
— Ага.
Я посмотрела на обескураженное лицо Андрея — по-видимому, он сам от себя не ожидал подобного поступка, — и внутри меня вдруг словно разжалась какая-то пружина.
Сначала я хихикнула, а секундой спустя — расхохоталась так, что лифт задрожал. Я смеялась, как сумасшедшая, вытирая с лица слёзы, полившиеся из глаз потоком, и никак не могла остановиться…
А Андрей только улыбался. И довёл ржущую меня до квартиры, и помог открыть дверь, и вошёл следом, и долго ещё стоял, обнимая и поглаживая по спине, пока я смеялась и плакала, плакала и смеялась…
От облегчения, что мы нашли Афоню.
От того, что Андрей взял себе щенка с помойки.
И от отчаянности мысли о том, как я хочу, чтобы и про этого щенка он сказал «наш».
***Андрей
У Ани после того, как он сказал про щенка, началась настоящая истерика. Конечно, не удивительно — весь день она была в напряжении, и стоило чуть расслабиться и засмеяться, как это самое напряжение хлынуло из неё сплошным потоком.
Поэтому он остался с ней, осторожно обнимая, и после, когда Аня чуть успокоилась, помог ей помыть сначала Афоню, а затем и найденыша, который действительно оказался девчонкой.
Очень красивой девчонкой бело-кремового оттенка. Выяснилось это, конечно, только после отмытия.
— Как назовёшь? — спросила Аня весело, глядя на Альфонса, который с интересом обнюхивал щенка.
— Не знаю, — Андрей даже растерялся — имён собакам он никогда не придумывал. — Может, что-нибудь посоветуешь?
Аня в задумчивости почесала переносицу.
— Надо что-нибудь символическое… Малышке сегодня колоссально повезло, ведь если бы Альфонс не сбежал, она, возможно, погибла бы. Так что… Фортуна? Коротко — Туна. Или Туся даже…
— Мне нравится! А чем её кормить?
Аня объясняла — оказалось, она Афоню тоже нашла, и он был даже ещё меньше Туны, — а Андрей записывал. И лихорадочно размышлял, как бы так сделать, чтобы не уходить никуда вечером, а остаться здесь.
И толком не мог ничего придумать — все слова казались ему глупыми, надуманными, ненастоящими, как то, что всегда говорила ему Катя. Поэтому, когда Аня закончила объяснять про рацион Туны, Андрей просто подошёл ближе и осторожно положил ладонь девушке на талию…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})***Анна
Я весь вечер думала — что же делать?
Мне отчаянно не хотелось, чтобы Андрей уходил, но было очень неловко предлагать это. Я стеснялась, смущалась и не могла сказать ни слова — было страшно, что он ответит: «Нет уж, спасибо, но я пойду».