Блудный папа для сорванца (СИ) - Невинная Яна

Она молчала долго, гипнотизируя кружку с чаем, а потом поставила ее на стол и завернулась в плед. Как в броню.

– Хорошо. Я согласна. Поговорить нужно. Нам придется как-то сосуществовать, когда мы будем воспитывать ребенка. Нам придется рассказать Кирюшке правду и решить, как распределим опеку. Мой муж не отказывается от ребенка. Он хочет его воспитывать и жить со мной. Ты прав, всё сложно, – она сказала этой с горечью, усмехнувшись через силу. – Я замужем, ты практически женат, и как-то нужно понять, как это объяснить одному маленькому мальчику.

– Но дело не только в нем, – настаивал я, пока игнорируя фразу про желание Лизиного мужа воспитывать ребенка, – сначала нужно разобраться, что между нами происходит. Я ничего не знал о ребенке. И мне трудно понять, почему ты так на меня обижена.

Я задался твердой целью вытянуть из Лизы всю правду. Судя по всему, ей почему-то было сложно касаться темы той ночи восемь лет назад.

– Может, я что-то не так сказал? Прошли годы. Я обидел тебя чем-то, чего не помню? – уточнил, протягивая руку и осторожно касаясь ее пальцев.

Не отдернула, и то хорошо.

– Дело не в ночи, Гриша. Дело в утре, – голос Лизы снова стал глухим, в нем слышались плохо скрываемые отголоски обиды. Теперь она смотрела прямо в глаза – обвиняюще и даже со злостью. – Я проснулась одна, обнаружив на тумбочке купюру. Это ничего, если после ничего не значащей ночи мужчина уходит поутру. Но ни записки, ничего. Ты отнесся ко мне как к шлюхе.

Она выдернула руку и быстро поднялась с дивана, отбросив плед и встав возле окна.

– Как это никакой записки? Купюры? Я оставил несколько и записку тоже – объяснил в ней, что это возмещение ущерба. За то, что порвал твое платье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднявшись следом за Лизой, я подошел к ней и склонился над маленькой фигуркой. Она смотрела на меня во все глаза, обхватив себя руками. Дрожала.

– Зачем ты сейчас врешь? Жалеешь меня? Или у тебя привычка лгать?!

– Жалею?! Что за бред? – У меня взрывался мозг. Она терзалась, а я стоял рядом, пытаясь понять, что мне делать. Как доказать свою правду. Как убедить ее, что не хотел обижать, просто поступил по совести.

– Да! Жалеешь! Расплатился тогда со мной, а теперь услышал, что я хотела получить хоть записку, и придумываешь на ходу!

– Я. Тебе. Не вру! – внушил ей слова по слогам и дернул к себе за подбородок. – Перестань себя принижать, слышишь?! Ты никогда не была для меня шлюхой и не вела себя так! Зачем бы мне оставлять тебе деньги за ночь? Я платил за платье, это понятно?!

– Ты мог это объяснить! Но ты не удосужился даже найти меня и поговорить! Ты не искал меня! – она отпихнула мою руку, сжала кулаки и выплескивала многолетнюю застарелую боль.

Я стоял молча и слушал. Пусть выговорится. Она заслужила.

– Несмотря на общих знакомых, ты делал вид, что мы чужие. И я не буду, слышишь? Не буду… – Голос сорвался, и она, задыхаясь, попыталась успокоиться. – Я не буду больше извиняться за то, что не нашла тебя и не рассказала о беременности.

– Легче? – спросил я спокойно, силясь сдержаться.

Ее обвинения в равнодушии – против моих о том, что лишила семи лет жизни моего ребенка. Как по мне, обмен крайне неравноценный. Но в глазах обиженной женщины я был истинным злом, хотя никогда не притворялся хорошим и ничего ей не обещал. Сама придумала – сама обиделась. Но есть одна проблема. Несмотря на всё это, я хотел сейчас стоять рядом и пытаться найти общий язык. И не только ради сына. Боль Лизы меня странно задевала.

– Что? – растерянно прошептала она.

– Стало легче, когда выговорилась? Я уже понял, что жутко тебя обидел в прошлом, но я не уходил, оставив на тумбочке купюру. Их было несколько, как и записка. Сейчас уже невозможно разобраться, что случилось, но я постараюсь, – пообещал ей, просчитывая в голове варианты, что можно сделать. – Но главное даже не в этом. А в том, чтобы мы не обманывали друг друга. У меня нет привычки лгать. Прекрати эти обвинения.

– Хорошо. Но тогда как же Виталина? Как же ее слова о наследстве?! – воскликнула Лиза, перепрыгивая с одной темы на другую. Хотя я видел, что она всё еще переваривает мое сообщение о записке.

– Хочешь знать, стал бы я заботиться о ребенке, если бы не требование отца? Ты удивишься, но это никак не связано. Ситуация до нелепости нереальная. Стечение обстоятельств, что мы столкнулись в доме Суворовых. Но да, я бы не обратил внимания на свое сходство с Кирюхой, если бы не слова Виталины. А она, в свою очередь, не заметила бы его, если бы не была взвинчена из-за количества матерей, которые кинулись подсовывать мне своих отпрысков, узнав о наследстве.

Глаза Лизы расширились от удивления. Рассказ пришлось дополнить подробностями, чтобы она поняла, что к чему. А потом убеждать ее в том, что у меня нет десяти детей от разных женщин по всему миру. Она не верила мне, относилась предвзято, не хотела иметь ничего общего. И это обижало и вызывало раздражение.

Неужели я так плох? Неужели я лучше ее ушлепка мужа и клоуна Руса, с которым она, как только вернулись за стол, начала мило беседовать? Тетка пересела к своему контингенту, и Завьялов немедленно воспользовался ситуацией и возник на месте рядом с Лизой, как гриб после дождя.

С мрачной миной я чокнулся с ними фужерами под бой курантов. Лиза обнимала Кирюшку, который был достаточно тяжелым, чтобы ей держать его одной рукой. И я перетащил его к себе, встречая удивленные взгляды собравшихся за столом. Странная у нас была компания, надо сказать. Рус не отставал, таскался за нами. Отвязался только тогда, когда прибыл Дед Мороз со Снегурочкой, чья короткая шубка открывала стройные ноги.

Я не очень удивился, когда недовольный Дед отправился восвояси, выполнив свою миссию, а Снегурочка осталась скрашивать Завьялову праздник…

Словил себя на ощущении, о котором давно слышал.

Все дети хорошие, милые и славные, но мой-то! Мой-то самый лучший, красивый, умный! Сколько стихов знает и песен, все конкурсы выигрывает. Да еще и какой ловкий. Ну ведь реально же? Неужели никто не видит?

Но в самом деле каждый родитель видел именно в своем ребенке то, что я сейчас в Кирюхе. Это называется родительским обожанием, и я его всецело хапнул, наблюдая за каждым действием своего сына.

От подарков он просто обалдел, складывая в стопочку и сопровождая каждый радостным выкриком и счастливой улыбкой. Как же? Ну как же восполнить мне эти семь лет?

– Спасибо за подарки, – Лиза подошла ко мне и неожиданно робко поблагодарила. Один простой разговор – и она так изменилась. Неужели потепление? Неужели теперь будет идти навстречу?

– И когда они теперь уснут? – улыбнулся, смотря, как дети скопом уселись возле елки и активно хвастались подарками.

– В прошлый раз до пяти утра собирал конструктор, привалившись к подушке. Корабль, – сначала растянула губы в улыбке, а потом нахмурилась Лиза. Наверное, так будет всегда. Наше прошлое будет окрашено в темные тона. Для меня всё детство сына будет в тени. Но я обязан избавить нас от этих темных пятен.

– Покажешь фотки? Я бы посмотрел на него маленького.

…Праздник шел своим чередом. После подарков последовал грандиозный салют. Дети прыгали от восторга на улице, прося еще и еще. В небе расцветали яркие парашюты, взрывались звезды. За этой громкой феерией я не сразу заметил вибрирующий звук телефона.

Отошел в сторонку и прислонил к уху гаджет.

– Гришенька, с Новым годом! – выкрикнула в трубку Сусанна, а потом затараторила: – Ты извини, я понимаю, что ты отмечаешь, я бы ни за что не позвонила, но тут такие обстоятельства… Ты не подумай! С программой всё отлично, на высшем уровне! Люди веселятся! Но тут Виталина… Такое вытворяет! Я не знаю, что делать. Приезжай, пожалуйста. Я не знаю, как с ней сладить… Боюсь, что она весь клуб разнесет и репутацию нам испортит. Извини, извини, Гришенька…