Игры на раздевание книга 2 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна
- Давно хочу спросить, Викки, каким средством для волос ты пользуешься?
Я называю марку и добавляю:
- Он стоит на полке в ванной, ты могла видеть его и раньше.
- Серьёзно? Я была уверена, что ты используешь что-то эксклюзивное! Подумать не могла, что волосы могут так блестеть от обычного дешевого шампуня! Жаль только Кай не может этого оценить.
- Почему? - спрашивает Дженна.
- Ну как? Разве ты не помнишь? У его девушки волосы были до плеч - это его любимая длина, он сам говорил.
У Марины улыбаются губы. Если бы я могла определить, улыбаются ли её глаза, мне было бы проще жить, но чего нет, того нет, поэтому я пытаюсь найти логическую связь между услышанным и тем, как Кай проводил рукой по моим распущенным волосам. Был ли он доволен? Или не был? Что это могло означать?
- Он очень любил её. Очень. ТАК любят только раз в жизни. Первая любовь не повторится никогда!
Она с грустью опускает глаза:
- Ты не можешь изменить своё лицо, но хотя бы отрезать волосы до плеч - это прибавит тебе шансов.
Мне хочется сказать: я аутистка, а не дура. Но вместо этого говорю:
- Я могу отрезать свою гриву, не проблема. Но сделаю это только в том случае, если она мне надоест. Я это я, и никто больше, - отвечаю.
- Ну и зря, - пожимает плечами Марина. - Мы ведь только помочь тебе хотим, да Дженни?
Но Дженни не успевает подтвердить или опровергнуть свои благие намерения, поскольку дверь в нашу с Каем спальню открывается и из неё выплывает заспанный и одетый в одни только спортивные штаны Кай:
- Ты дома? - вскакивает Дженна. - Хочешь чаю? Китайской еды? Отменили стройку из-за дождя?
- Угу, из-за дождя, - подтверждает он, уперев свои голые руки в обеденный стол.
Глаза Дженны и, подозреваю, не только её, смотрят на его грудь, живот и опускаются ниже до резинки низко опущенных штанов. Я тут же мысленно подтягиваю их примерно до его подбородка, а Кай поворачивает лицо ко мне:
- Привет.
- Привет.
- Как отдохнула?
- Хорошо, спасибо.
Думать сейчас бесполезно, как и понять всех этих людей. Самое простое - собрать вещи и уйти к Адити, не забыть поблагодарить её за то, что она просто Адити и никто больше.
- Я скучал, - внезапно говорит мой бойфренд. - А ты?
- И я, - повторяю за ним, хотя скучать мне было некогда.
- Тогда иди в нашу комнату, исправим ситуацию, - целует в губы, - и закрой, пожалуйста, плотно дверь. Я скоро.
Поднимаюсь и выполняю сказанное. Едва дверь за мной захлопывается, я слышу голос Кая более похожий на усердно сдерживаемый ор. К нему добавляется совершенно не сдерживаемый ор Марины, и после хлопка дверью, от которого в нашей комнате отвалился кусок штукатурки, я решаюсь высунуть нос в гостиную:
- Всё в порядке? - спрашиваю.
Кай раскачивается на пятках, засунув руки в карманы, и улыбается:
- Просто превосходно! Все счастливы и чувствуют себя более чем комфортно.
- Вы ссорились?
- Конечно, нет. Обсуждали ваши с девочками будущие развлечения: только самые комфортные для всех возможности.
Я никогда ещё не видела, чтобы мышцы на его груди были такими напряжёнными и большими. А красные глаза Дженны для меня не новость - такое случается. Иногда.
Глава 21. Ты уже часть меня
Wanderer - Breathe
В конце октября Кай продаёт свой голубой Бьюик и покупает тёмно-серый Мустанг – в стране эпидемия, поражающая исключительно мужские особи человеческого вида: эта дерзкая на вид модель авто уже есть у всех, включая Лейфа и Олсона, а мой бойфренд обзаводится ею последним. Я понимаю, зачем ему необходимо подрабатывать по выходным, и мне это неприятно – ведь времени «вдвоём» у нас почти нет.
Счастливая улыбка на его лице, вероятно, свидетельствует о том, как важна для него покупка, а вечера, проводимые в новом авто с друзьями, наводят на мысль, что машина для мужчин важнее всего прочего – ребята гоняют по ночам на автобане. Я тоскую, и мне кажется даже, что, став обладателем новой машины, Кай Керрфут теряет ко мне интерес.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})- Что-то Кая совсем не бывает дома, - со вздохом констатирует Дженна.
- Он очень щедрый и очень добрый человек – позволяет ребятам экономить на ренте, а самому уже совсем не осталось места в собственной квартире… - завершает её мысль Марина.
Я долго размышляю над её словами и прихожу к выводу, что предназначались они мне лично и только мне – это ведь я живу в самом эпицентре его интимности – в его комнате.
Это случилось в Хэллоуин: ребята уехали развлекаться в клуб, я осталась в квартире одна. Рассудив, что самому Каю неловко говорить мне о том, что я надоела, и моё нахождение на его территории давно ему в тягость, решаю отправить ему сообщение:
Vikki: Переселяться к тебе было ошибкой. Прости, что не поняла вовремя, и возвращайся.
Кладу подаренный сотовый на край его рабочего стола, выравниваю прямоугольный корпус телефона вдоль кромки столешницы и, водрузив на плечи рюкзак – всё, что у меня есть, отправляюсь восвояси привычным, но уже далеко не таким комфортным способом – на автобусе с пересадкой на скайтрейн – ехать-то далеко.
Почему-то в тот вечер – вечер отчаянных и решительных действий – моё сознание проигнорировало букву «О». Каждую ночь, невзирая на поздние возвращения и наше сжавшееся до минимума общение, руки Кая до самого утра оставались вокруг меня обещанной заглавной «О» - у этого парня могла получаться исключительно заглавная.
Разумеется, к моменту моего прибытия Кай уже на месте. Я бы и не заметила его, потому что привыкла к голубому Бьюику, но не узнать стоящую рядом с новой машиной высоченную фигуру невозможно. Я торопливо прячусь за широким стволом кедра, и не потому, что не хочу с ним говорить – раз приехал, значит, он порядочнее, чем я имела глупость предположить, и хочет всё-таки поговорить. Проблема вот в чём – весь полуторачасовой путь моя обида лила слёзы, лицо опухло, и это, скорее всего, его разозлит. К тому же, почему-то только теперь я вспоминаю, для чего он купил мне телефон.
Не проходит и полминуты, как я слышу его – тихо опускается рядом на влажную холодной октябрьской ночью траву. Слёзы льются сами из моих глупых глаз, поэтому у меня нет ни малейшего шанса поднять голову и оторвать ладони от зарёванного лица. Ещё через мгновение, мне становится тепло и уютно – буква «О» снова вокруг меня.
И мы молчим. Долго. Я успеваю успокоиться, отдышаться, и даже увидеть свет.
- Прости меня, - тихо говорит сразу же, как я поднимаю голову. - Я знаю, где напортачил, и исправлю это.
После этих слов он немного ослабляет свою хватку и укладывает подбородок на мою макушку:
- Понимаешь, все парни - дети, и я не исключение. Хотелось вдоволь наиграться с новой игрушкой, пока она в моих руках - скоро ведь не будет.
- Почему?
- Продам.
- Покупал зачем?
- Машина почти новая, продавалась за полцены. Но сделка хоть и выгодная, всё равно пришлось влезть в долги - их надо отдавать, независимо от того, когда найдётся покупатель. А пока его нет, можем на ней покататься! У меня завтра выходной, хочешь, в Уистлер махнём?
- Вдвоём?
- Только ты и я.
- Хочу… конечно.
- Ещё раз бросишь телефон, я очень сильно разозлюсь, поняла?
- Поняла.
Мой нос начинает чесаться от пыли, и только теперь я замечаю, что на Кае пыльная и до ужаса грязная куртка, штаны тоже, сапоги – белые от пыли.
- Ты был на работе?!
- Конечно, а где же ещё? – удивляется.
- Так, праздник же… все гулять уехали… в клуб. В гриме, костюмах и всё такое, я думала…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Мне становится стыдно, а ему, скорее всего, неприятно.
- Мне больно, Викки. Сейчас мне больно.
- Я думала…- не могу высвободить мысль, потому что снова слёзы.
И они становятся ещё обильнее после его согревающих теплом и смыслом слов, произнесённых шёпотом у самого моего уха в почти ледяном октябре: