Дикарка для Хулигана - Настя Мирная
С трудом сдерживаю скулёж, который зарождается в груди. Я, сука, не могу её видеть такой. Она ещё сильнее похудела. Скулы обострились, ключицы выпирают, под глазами огромные чёрные круги, что говорит о том, что она почти не спит.
Я не делаю попыток обнять её или поддержать любым другим способом. Ей это не поможет, а слова только глубже ранят.
— Привет, сестрёнка. — натягиваю на лицо улыбку.
— Привет. — отбивает, улыбнувшись всего на секунду, но тут же опускает уголки губ вниз, словно не может держать их поднятыми, будто ей тяжело это даётся. В ней всё меньше живых эмоций с каждым ускользающим днём. — Ты чего не спишь? Тебе на работу ещё рано. — как бы между прочим подмечает.
— Хотел с тобой поговорить. Пойдём домой. Выпьем кофе. — предлагаю, но ответ уже знаю.
Диана качает головой и отказывается.
— Не хочу. Давай в другой раз поговорим. У меня сегодня дел много.
Я не спрашиваю, что у неё за дела. Учёба закончилась. Работы у неё нет. Сестра просто хочет уйти от разговора.
Шагаю к ней, но она отступает. Кажется, что боится прикосновений. Замираю, но ловлю её ледяные пальцы. Данька вздрагивает и делает попытку вырвать руку. Сдавливаю сильнее, не отпуская. Чувство такое, что если выпущу — исчезнет.
— Диана, на счёт Егора…
Она скрипит зубами и вырывает руку.
— Не надо, Андрей. Я смирилась. — выбивает холодно, но я замечаю, как дрожат пальцы и губы.
Я хочу хоть что-то сделать, чтобы облегчить её боль, поэтому говорю то, что не должен был. Просто не успеваю тормознуть.
— Я говорил с дядей Димой. Егор тебя не бросал.
Она только грустно хмыкает, смотрит мне в глаза впервые за всё время со дня рождения и отсекает:
— Я знаю. Он умер. А теперь мне пора.
Её заявление меня парализует. В ступоре смотрю, как младшая сестрёнка выезжает со двора, а сам, сука, даже вдохнуть не могу. Лёгкие просто не раскрываются. Она сказала это так спокойно, будто не только уверена в этом, но и так просто смирилась. Я то знаю, что это не так. Сейчас в ней перегорают последние искры, и скоро Диана потухнет навсегда. Если и не покончит с собой, то как минимум потеряет интерес к жизни. Это страшнее смерти.
Как только на лестнице появляется папа, становлюсь перед ним, перекрывая проход.
— Доброе утро, сын. — как ни в чём не бывало здоровается. — Пройти можно?
Складываю руки на груди, всю решимость добиться от него ответов во взгляд и интонации вкладываю.
— Я говорил с Даней. Она думает, что Егор мёртв. Это так?
Отец делает попытку меня обойти, чтобы избежать разговора, который, по его мнению, является пустым и бессмысленным, но я сдвигаюсь вместе с ним.
— Андрей, хватит этого детского сада.
— Согласен, папа. Хватит. — скрежещу челюстями, не намереваясь сдаваться. — Просто скажи мне правду. Я знаю, что ты молчишь, потому что думаешь, что так будет лучше для Дианы, но нет. Ей не лучше, пап. Тебе она не верит. Или ты ждёшь, пока она перестанет ждать и надеяться? Ты хоть представляешь, что с ней будет, когда она потеряет надежду и смысл жить?
Отца передёргивает. Он перестаёт пытаться дойти до кухни. Прикрывает глаза и рвано вдыхает.
— Андрей, я могу сказать ей, что Егор погиб. Думаешь, так будет лучше?
Не зная, что ему ответить, тупо сдвигаюсь в сторону. У самого, сука, глаза жжёт солью от боли за младшую любимую сестрёнку.
Неужели это правда? Он погиб? Станет ли ей легче, если она получит подтверждение своим словам? Нет. Но и продолжать жить в неизвестности тоже не вариант. Папа надеялся заявлением, что Гора её оставил, добиться от Даньки ненависти, но она просто не поверила в это. Видимо, не зря. Но как я могу забрать у неё последнюю надежду?
— Не могу. Не могу, блядь. — толкаю губами почти беззвучно.
Следующие пару дней веду себя почти как Даня. Почти не ем и крайне мало говорю с кем-либо. Всё думаю, как преподнести ей, что её любимого человека больше нет в живых, но ничего путного в голову не приходит. Всерьёз задумываюсь притащить её домой и запереть в комнате, чтобы быть уверенным, что она ничего с собой не сделает, когда узнает правду.
— Андрюха. — кладёт ладонь на плечо Тим. — Есть разговор.
Поднимаюсь с кресла и иду с братом в его комнату. Он садится за комп и включает, судя по качеству съёмки, запись с телефона.
Всматриваюсь в экран, мало что понимая. Перевёрнутая машина, куча ментов, скорые, зеваки. Когда видео заканчивается, Тимоха поворачивается ко мне, явно ожидая какой-то реакции, но без понятия, как я должен на это реагировать.
— Что это? — высекаю потерянно.
Брат вздыхает и что-то быстро набивает на клавиатуре, открывая технические характеристики видеозаписи. Пальцем тычет в дату съёмки, дату публикации и дату удаления. Рвано тяну кислород и больше не выдыхаю. Шестерёнки в мозгах начинают быстро вращаться, обрабатывая полученную информацию. Догадки начинают сыпаться одна за другой, но никакой ясности пока нет.
— Точнее. — скрипом выпаливаю.
Тим полностью поворачивается ко мне и скороговоркой сечёт:
— Информации в инете почти нет, что очень странно. Такая ужасная авария, а перед ней была погоня. Смотри. — приближает машину, указывая курсором на дырки в измятом корпусе тачки. Что-то ещё набивает, настраивая картинку. Понимаю, что это дыры от пуль. — Как могла такая информация нигде не засветиться? Это было в ночь нашего дня рождения. Егор звонил Диане за пару часов до этого. Он сказал, что его отец в больнице, а потом пропал. Ни о Горе, ни об аварии ничего не известно. Все видео, которые публиковали люди в соцсетях, подчищались очень быстро. — опять открывает окно и указывает на дату появления и удаления видео. Разница всего в семь минут. — Кто-то старался это скрыть. Но кто, зачем и почему — неизвестно. Но самый главный вопрос: связан
