Луиза Дуглас - Love of My Life. На всю жизнь

Прежде чем мне удалось его нащупать, я еще раз ушибла руку. С трудом разлепив веки, я увидела на ладони безобразные кровавые следы порезов. На второй руке было то же самое. Один из порезов на правой ладони был настолько глубоким, что на него не мешало бы наложить швы.

Вся подушка была в кровавых пятнах. Простыни тоже. Рядом с кроватью стояли грязные сапоги, и на них уродливой грудой были свалены мои мокрые вещи — изорванные и окровавленные. Значит, предыдущая ночь не была дурным сном. Я не помнила, как попала домой, но, судя по всему, каким-то образом мне это удалось. Наверное, я снова перелезла через стену. А меньше чем через два часа мне нужно было быть в «Маринелле», чтобы присматривать за моими племянниками.

Я поставила чайник и, пока он закипал, включила бойлер, чтобы наполнить ванну. Приняв две таблетки ибупрофена, я искупалась и попыталась привести в порядок свои руки. Промыв порезы, я обработала их антисептическим аэрозолем. Мои колени тоже имели чудовищный вид, но их можно было, по крайней мере, спрятать под длинной цыганской бело-розовой юбкой. Я не стала снимать старую вылинявшую футболку. Просто надела сверху хлопчатобумажную блузку и голубую шерстяную кофту. Длинные рукава блузки немного прикрывали мои изуродованные руки.

Высушив волосы, я попыталась хотя бы немного привести их в порядок с помощью щипцов. Потом я замазала мелкие царапины на лице, замаскировала темные тени под глазами, нанесла ровный тон приятного, здорового оттенка, закапала глаза, чтобы придать им блеск, завила ресницы, почистила зубы, освежила дыхание, подушила запястья и шею и даже достала свои любимые серебряные сережки с бисером и бусы. Теперь в зеркале отражалась женщина, которая значительно больше походила на Оливию Феликоне, чем то безумное создание вчерашнего вечера. И я пообещала себе, что подобное больше никогда не повторится. Лука умер, и я должна с этим смириться.

Я приняла диазепам, чтобы унять дрожь в руках и подавить зарождающееся чувство паники.

По дороге в Портистон я слушала трансляцию пасхальной службы из какого-то собора. Ладони сильно болели, и руль приходилось держать пальцами, но, забываясь, я всей рукой хватала рычаг переключения скоростей, едва не взвизгивая от острой боли. По пути я репетировала вслух фразы, которые мне могут понадобиться.

— Пожалуйста, передай мне масло, Маурицио. Когда вы собираетесь кататься на лыжах, Карло? Позволь мне помочь тебе, Анжела.

На сиденье рядом со мной лежал букет поникших лилий, которые я купила накануне и забыла поставить в воду, а также пасхальная открытка в желтом конверте для Маурицио и Анжелы. Я не стала ее подписывать, потому что обычное «От Луки и Оливии с любовью» уже не подходило, а написать что-то другое у меня рука не поднималась. Поэтому я ограничилась фразой «Удачного дня» и тремя крестиками.

К счастью, в это утро в «Маринелле» был огромный наплыв посетителей. Все Феликоне были настолько заняты их обслуживанием и озабочены подготовкой к приему второй волны, которая ожидалась к обеду, что на меня почти не обратили внимания. В Портистон нежданно завернул туристический автобус из Уотерсфорда. Без предварительного предупреждения организатор экскурсии привез в «Маринеллу» группу из пятидесяти четырех туристов. Конечно, можно было бы отказать им в обслуживании, но Анжела и Маурицио не любили отказывать людям. Кроме того, был праздник. Поэтому случайных гостей приняли в «Маринелле» с распростертыми объятиями.

Когда я вошла в ресторан, Марк, с небрежно переброшенной через плечо салфеткой и блокнотом в руке, стоял возле большого стола на двенадцать человек и принимал заказ. Неожиданно меня охватило такое сильное желание, что я даже испугалась. Сколько раз, будучи юной девицей, я приходила в «Маринеллу» и наблюдала за тем, как Лука и Марк обслуживают клиентов. Конечно, с тех пор Марк сильно изменился. Он стал выше, толще, коренастее, волосатее, у него были широкие запястья и небольшой животик, профиль не мальчика, но мужа, его волосы начинали редеть, тем не менее это был все тот же Марк, близнец Луки. Это был человек, которого я знала много-много лет. Когда я проходила мимо, наши глаза встретились. Я попыталась улыбнуться, но не уверена, что у меня это получилось.

Пройдя в служебные помещения, я поприветствовала Маурицио и Фабио, которые хлопотали на кухне, поднялась по лестнице на второй этаж и постучала в двери квартиры. Мне открыла шестилетняя Эмилия, дочь Стефано и Бриджет.

— Привет, дорогая, — сказала я. — Как поживаешь?

— Привет, тетя Лив, — Эмилия встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку. — Что у тебя с руками?

Я ожидала этого вопроса, а потому смущенно хихикнула и сказала:

— По-дурацки получилось. Поскользнулась и упала прямо перед входом в квартиру. Представляешь?

— Бедняжка! — воскликнула Эмилия. — Ты была пьяной?

— Эмми! — из гостиной вышла Натали. Ее лицо было красным от злости. Она немного похудела, что, по моему мнению, было ей только на пользу.

— Но, тетя Нат, ты ведь сама говорила…

— Прекрати!

Угомонив племянницу, Натали соизволила обратиться ко мне:

— Ты уверена, что справишься?

— Конечно, — улыбнулась я, снимая кофту.

— Если вдруг что-то случится…

— То ты внизу, — спокойно ответила я, стараясь не вызывать се раздражения.

Натали смотрела на меня полным ненависти взглядом.

— Я терплю твое присутствие здесь только ради Маурицио, — сказала она. — Хочу, чтобы ты это знала.

Я вздохнула и погладила Эмилию по голове.

— Послушай, Натали, если ты не хочешь, чтобы я находилась в твоем доме, я просто встану и уйду.

— Естественно, я не хочу, чтобы ты находилась здесь, — теперь Натали почти шипела. — И никто не хочет. Ты это понимаешь? Даже Маурицио тебя не любит, а только терпит из жалости.

Я до крови закусила губу и небрежно пожала плечами, пытаясь изобразить полное безразличие. Как же мне хотелось сказать этой глупой корове, что я сплю с ее мужем. Но я этого не сделала. Конечно же, я этого не сделала.

Натали отвернулась от меня, поправила перед зеркалом прическу и присела на корточки перед племянницей.

— Эмилия, если у вас что-то будет не так, ты должна сразу же спуститься вниз и найти меня.

Эмилия с важностью кивнула.

Уже в дверях Натали обернулась, чтобы нанести финальный удар.

— Кстати, Лив, имей в виду, что Марк тоже терпеть тебя не может. Он считает тебя жуткой неряхой. Он презирает тебя.

— Это он тебе сам сказал? — невинным голосом поинтересовалась я.

— Да, — ответила Натали. — Это он сам мне сказал.

Я закрыла за ней дверь, испытывая непреодолимое желание сделать неприличный жест. К счастью, мне удалось сдержаться, потому что когда я обернулась к Эмилии, то увидела, что девочка смотрит на меня с опаской, как будто в любую секунду ожидает какой-то эксцентричной выходки.