Ксения Каспер - 38 1/2: 1 муж и 2 любовника
– Я смотрю рейсы в Интернете, – вмешивается Клаус, – вы должны вылететь завтра первым же самолетом!
Он поступает разумно, сохраняет трезвый рассудок и не медлит.
– Куда нам лететь и кто будет смотреть за Йонасом и Викторией? – Зуза в полной растерянности.
Клаус уже позвонил Мартину и объяснил ему ситуацию. Тот сразу же выехал. Клаус выяснил: мы летим либо до Валенсии, либо до Аликанте, план рейсов уже у него на мониторе. Самолет отправляется завтра в семь утра из Кёльна, в девять мы будем в Валенсии. Клаус онлайн снимает нам машину и распечатывает план дороги. Когда приезжает Мартин, Зуза подскакивает, летит ему навстречу и начинает безудержно рыдать. Как же он ей все-таки нужен!
* * *В четыре утра Зуза приехала к нам на такси. Пора. Все время пути до аэропорта и в самолете мы молчим, не можем проглотить и кусочка пищи и страшимся того, что нас ждет. Так как у нас только ручной багаж, мы сразу же покидаем здание аэропорта. Фирма, предоставляющая автомобили напрокат, находится как раз напротив выхода, в бело-желтом фургоне. Здесь нам вручают ключи от машины и факс от Клауса. Он забронировал для нас в Дении номер на двоих в отеле «Лос-Анджелес». Без пяти десять мы выезжаем в Аликанте по трассе АР7. Нам предстоит проехать ровно девяносто километров. Апельсиновые плантации по обе стороны дороги я даже не замечаю. На слишком большой скорости – я выжимаю все из бедного «клио» – мы мчимся по автобану, и я радуюсь, что местные полицейские, судя по всему, ушли завтракать.
Родители находятся в частной клинике Сан-Карлос в Дении. Я ставлю машину поддеревом, на последнем затененном месте. Мы молча выходим, после кондиционера сразу чувствуем, как здесь жарко, и идем к входу. За стойкой на рецепции сидит улыбчивая блондинка за сорок. Она записывает наши фамилии и просит пройти в зал ожидания. Секунды превращаются в минуты, минуты – в часы. Нервы напряжены до предела, организм отчаянно просит никотина, но я держу себя в руках.
– Может, пойдем покурим? Я больше не вытерплю, – просит Зуза, словно прочитав мои мысли.
– Давай, – отвечаю я с облегчением.
Мы сообщаем даме на рецепции, что на минутку отойдем, и присоединяемся к другим курильщикам на улице. Все время кто-то ходит туда-сюда. Мы уже почти забыли, зачем сюда приехали, когда доктор Санчес, пожилой мужчина, обращается к нам на ломаном немецком. Мы идем в его кабинет. Пока я медленно опускаюсь в тяжелое кожаное кресло, доктор Санчес начинает говорить. О том, что случилось, у него немного информации. Произошло все примерно в десяти километрах от Дении, по дороге в Аликанте. Моего папу стал обгонять грузовик и, почти не сбавляя скорости, врезался в их машину. Оба пассажира получили тяжелые травмы… После некоторого замешательства доктор Санчес сообщает, что наша мама сегодня утром скончалась.
Я вообще не реагирую, ничего не чувствую, просто тупо смотрю на него и понимаю сказанное только тогда, когда Зуза издает душераздирающий вопль. Я обнимаю ее, пытаюсь успокоить… У нее по щекам бегут слезы. Проходит целая вечность, пока я пересохшими губами и почти отсутствующим голосом осведомляюсь о состоянии отца.
– Он жив, но состояние критическое. Очевидно, во время аварии он получил инфаркт и сейчас без сознания. Сильное внутреннее кровотечение, и если его быстро не остановить… Дела не очень хорошие, если можно так выразиться.
– Нам можно к нему? – спрашивает Зуза упавшим голосом.
Доктор Санчес кивает. Взявшись за руки, мы идем по коридорам клиники в отделение интенсивной терапии на первом этаже. Медсестра дает нам переобуться, халаты и шапочки и, после того как мы все это надели, нажимает кнопку. Двери открываются. Мы слышим, как работают многочисленные аппараты, к которым подключен наш отец. Как ужасно!
Мы садимся у кровати. Я осторожно трогаю отца за руку, глажу его пальцы и замечаю, что он шевелится. Зуза разговаривает с ним, говорит, что мы здесь и заберем их с мамой домой; что все будет хорошо и что он нам очень нужен. Слышит ли он нас?
Меня как будто оглушили. Я чувствую пустоту внутри: в душе все выгорело, как после взрыва. Потом – я утратила всякое чувство времени – появляется доктор Санчес. Спрашивает, хотим ли мы видеть маму. Мы молча идем за ним. Она лежит в полутемном прохладном помещении. На ней легкое летнее платье. Волосы причесаны, а на губах легкая улыбка, словно она спит и видит сладкий сон. Я осторожно целую маму в лоб. Просто не верится, что она больше никогда не откроет глаза, никогда больше не крикнет «Андреа-а-а-а!» и вообще больше никогда ничего не сделает.
Я хочу навсегда запомнить ее лицо именно таким, с этим безмятежным выражением, чтобы потом долго вспоминать его.
У нас с мамой никогда не было особенно теплых отношений. Она была не тем человеком. Ее врожденная и развитая в балете дисциплина определяла и отношение к окружающему миру. Она всегда владела собой и находила выход из любой ситуации – кроме приступов клаустрофобии, тогда гасили свет.
Зуза садится со мной рядом, берет маму за руку и изливает ей душу. Я выхожу из комнаты, чтобы дать Зузе возможность попрощаться. Я это сделаю позже.
Смерть всегда непостижима. Когда мы молоды, кажется, что ее не существует. Мы просто отказываемся верить, что она есть. Я умру? Что за бред, такого не может быть, я же полон жизненных сил! И если в семью или к близким все же приходит смерть, ты совершенно ошарашен и парализован. Как это? Как такое может быть? Что это добрый Боженька себе позволяет? Разве он не знает, что мы хотим жить, что не хотим уходить, что мы боимся загробного мира, вечной ночи и вечных скитаний? Пока я рассматриваю картины на стенах в коридоре, прибегает медсестра отделения интенсивной терапии. Из смеси испанского, английского и трех слов по-немецки я понимаю, что папа пришел в сознание. Я забираю Зузу, и мы идем вслед за медсестрой.
– Я рад, что вы здесь, – говорит папа еле слышно.
Сила исчезла из его голоса, в глазах погас огонь. Он закрывает их и спрашивает, как мама. Доктор Санчес, который как раз вовремя появился в палате, жестом дает нам понять, что сейчас лучше не говорить правду.
– Ничего, – вру я.
Папа удивленно смотрит на меня, переводит взгляд на Зузу и качает головой. Он мне не верит.
– Не знаю, выдержу ли я все это… Андреа, ты знаешь, где все лежит, позвони Томасу, моему адвокату. Он вам поможет со всем разобраться.
Видно, что ему трудно говорить.
– Вы должны быть сильными, не падать духом… такова жизнь. Мы с мамой прожили хорошую жизнь, не переживайте за нас… вам нужно жить дальше… – И с этими словами он закрывает глаза.
