Жанна Ласко - Первое свидание
– Сколько уже дней ты болеешь?
– Девять.
– В самом деле?
– Да. Ты не поможешь мне вымыть голову? Я безобразно выгляжу, но не хочу просить об этом Пьера.
– Я сама должна была бы догадаться. Как мы это сделаем?
– Я уже продумала. Сейчас у меня достаточно времени, чтобы поразмышлять.
– И чтобы заняться своими ногтями! Никогда не видела у тебя таких ухоженных ногтей.
– Ничего не делать – это надо уметь. Должна же неподвижность как-то компенсироваться.
– Девять дней? Не могу опомниться! Я бы не выдержала.
– Как будто у меня был выбор!
– Тебе повезло, что Пьер оказался на высоте.
– Ну да!..
Брижитт: Святой Петр, помолись за нас!
– И все же хорошо! Как бы ты была без него?
– Как тогда, когда его не было здесь. Нашла бы выход.
– Ну да!..
Женевьева: Наверное, если бы мне хоть немного такого упало с неба, я бы не отказалась. А знаешь, так мне больше нравится. Прежде всего стало лучше: наволочки меняются ежедневно, простыни через день, в вазах свежие фрукты, подносики, кофе в десять часов, чай в пять. Уход такой, что на это потребовалась бы не одна подруга, а целых три. Нет ничего лучше, чем муженек. Утверждаю это со знанием дела, я ничего так не боюсь, как трехдневного гриппа. Грипп у одинокой женщины! Что может быть хуже? Только грипп у матери-одиночки.
– Я тебе все же напомню, что я выкрутилась без него, когда мне пришлось две недели поработать в Риаде или когда Анн призвала меня пожить у нее во время родов. Нужно было пристроить Летисию, на кого-то оставить бутик. В то время у меня еще… было Лилианы. Впрочем, ты в то время была великолепна, я гораздо больше чувствовала присутствие твое, чем дорогого Пьера, которого ты расхваливаешь сегодня. А ведь еще полгода назад ты поносила его.
– О, это правда! Он тогда отказался подежурить вместо тебя около Кароль, когда ей сделали операцию по поводу аппендицита, потому что пообещал своей тогдашней подружке поехать с ней на уик-энд в Трувиль.
– Не напоминай мне об этом случае, я уже постаралась забыть его.
– А когда, уж не помню в какой день рождения Летисии, он смылся в последний момент, хотя вы договорились сводить дюжину ее подружек в бассейн?
– Замолчи, мерзавка!
– Но все-таки все эти годы он вел себя как настоящий подонок.
– Я еще не все тебе рассказала!
– О, давай рассказывай!
– И не подумаю.
– Теперь ты его защищаешь?
– Нет, я защищаю себя. От стыда, что страдала из-за такого типа.
– А-а, ты страдала из-за типа такого же, как все они. Не лучше и не хуже.
– Не верю.
– Может быть, ты знаешь таких, кто лучше?
– Альбер, я чувствую это, отнюдь не такой эгоист.
– Альбер? Почему ты вспомнила о нем? Я думала, ты с ним рассталась.
– Мне так не хватает его!
– Он тебе позвонил?
– Подозреваю, да. Вчера утром Пьер поднял трубку, незнакомый голос извинился и дал отбой. Я уверена, это был он.
– И ты не перезвонила ему?
– Он на несколько дней уехал в Пуатье. Какие-то изыскания в архивах. Я не знаю, по какому номеру звонить.
– И в каком состоянии?
– Поиски?
– Нет, дуреха! Уехал?
– Терпение и выжидание.
– Откуда ты знаешь?
– Он часто звонит Кароль.
– Добрый день, сударыни! Что вы скажете, если мы выпьем чайку? Я принес вам что-то вкусненькое. Легкое, идеальное для диеты. Как себя чувствуешь, дорогая? – Женевьеве: – Что-то она грустна. Эта история изнуряет ее. И еще она нервничает из-за бутика.
– Еще бы, три недели до Рождества!
– Кстати, уже и подарки есть! Открой!
Женевьева: Наверное, мне надо бы исчезнуть, но я слишком любопытна!
– Ты был в агентстве путешествий?
Брижитт: Что он еще придумал? Я боюсь самого худшего.
– Открой же, говорю тебе!
– Но…
Брижитт: Ой!
– Ты недовольна?
– Это невозможно!
Женевьева: Кажется, назревают неприятности…
– Брижитт, покажешь мне?.. Вот те на: три билета в Монреаль!
– Раз уж Анн отменила свою поездку во Францию, мы отправимся на Рождество к ней!
– Абсолютно исключено! Надеюсь, ты еще не сказал об этом Летисии?
– Напротив. Она в восторге.
Женевьева: Он все же очень мил, услужливый эгоист.
– Ты сошел с ума! Сначала ты должен был посоветоваться со мной. Я не могу поехать. Даже речи не может быть!
– Я заранее знал, что ты не согласишься, и именно потому не посоветовался с тобой. За двадцать лет совместной жизни ты ни разу не сказала «да» на мои хоть немного сумасбродные планы: я не надеялся, что ты изменилась. Только теперь этот безумный план – на мои личные деньги, и у тебя нет причины беспокоиться и нет никакого серьезного повода отказаться.
– Нет, есть! Именно есть!
– Ладно, пожалуй, я оставлю вас вдвоем.
– О, извини нас, Женевьева!
– Правда, Женевьева, извините ее. Брижитт в последнее время очень измотана, очень нервозна. Она так нуждается в отдыхе, что даже не в состоянии понять это. Я провожу вас.
– Вы возвращаетесь к работе?
– Мой врач проявил верх понимания. Видя состояние Брижитт, он продлил мне больничный лист…
– Позвоните мне, если я могу в чем-то помочь вам. Вы правы, ей необходим отпуск.
Женевьева: А, черт, мы так и не помыли голову!
– Было бы непорядочно с моей стороны оставить ее в таком состоянии. Она такая слабая!
Женевьева: Наивный! Можно подумать, женщины имеют возможность быть слабыми!
– Вы замечательный, Пьер, я уверена, она очень признательна вам за ваши хлопоты.
– Я делаю это не ради благодарности.
Женевьева: Еще бы!
Пьер: А она симпатичная, эта дамочка. И верная подруга. Пятнадцать лет она меня раздражала, я опасался, как бы феминизм не превратил ее в фурию, но она прежде постарела.
– Завяжите получше шарф, на улице холодно. А этот цвет вам к лицу. Вы очень красивая!
Женевьева: Ну и подлец! Пятнадцать лет он только поносил меня, а теперь возвращает в лоно семьи. Он меня кадрит!
Пьер: Она покраснела. Обожаю видеть, как женщины краснеют от комплиментов. Бедняжка! Ей и правда не повезло с мужчинами.
– Женевьева, как вы считаете, Канада – это хорошая идея?
Женевьева: А он все-таки трогательный, И совсем не знает, куда ему приткнуться. Он хочет снова ее завоевать, это несомненно, но дрейфит.
– Действуйте потихонечку. Вы ее как-то сразу огорошили. Дайте ей время распрямить спину, как в прямом смысле, так и в фигуральном.