Жанна Ласко - Первое свидание
– Свежей земляники.
– В такое время года?
– Да нет, я пошутила, дурачок.
– Пока.
Пьер: И все-таки все довольны, что я здесь и ухаживаю за ней. Особенно Анн, которая испытывает священный ужас, когда ее мать болеет, но все же, наверное, не осмелилась бы отменить поездку из-за этого. Она остается в Монреале под предлогом, что в такой момент лишние люди в квартире в тягость. Славная малышка: даже твой дорогой отец, который тебя так любит, не обманулся! Я часто замечал это: нет нужды слишком высоко ценить своих детей, чтобы их обожать. Король завалена работой, Анн напугана, Летисия ведет себя, как и положено избалованному подростку в четырнадцать лет. Кто остается? Старый муж! Даже при отсутствии обаяния он наконец стал нужен, и никто больше не говорит ему о свободной комнате у свекрови какой-то приятельницы или об однокомнатной квартирке, которую с удовольствием сдал бы какой-то журналист, надолго уезжающий собирать материал для репортажа. Ничего в подобном духе. Пьер узаконен ишиасом и готов платить за то, что его снова приняли в семью.
С ИСТОРИЧКОЙ
– Добрый день!
– Добрый день, мсье! О, извините, я вас не узнала!
Историчка: Черт побери, опять этот зануда в дождевике!
– Как идут ваши изыскания, успешно?
– Говорите потише. Видите, за моим столом сосед. Он, как услышит хоть слово, мечет глазами молнии.
– Не поговоришь. Спустимся в кафетерий?
– Если хотите, но ненадолго. Я напала на такой материал…
Историчка: И зачем я согласилась? Опять прожужжит мне уши своими любовными делами!
– Вы не хотели бы провести три недели в Таиланде? У меня есть лишний билет.
Историчка: Я чувствовала, что у него что-то не ладится.
– Я предпочла бы Венецию… Вы расстались с ней?
– Даже не знаю…
– Она не сказала мне об этом прямо. Это ужасно – расстаться вот так. Ее слова прозвучали иначе: «Я прошу у тебя прощения, я не сумела взять на себя бремя…» Так говорят, когда не хотят сказать: «Я тебя не люблю», не правда ли?
– Это может означать и другое: «Сейчас в моей жизни для тебя нет места». Или еще что-то в этом духе. Я не знаю. Почему вы спрашиваете об этом меня? Я же ее не знаю, вашу подругу.
– Ситуация изменилась в последний месяц, возможно, через месяц она снова переменится, но я слишком нетерпелив. У меня такое чувство, будто в жизни мне уже нечего ждать…
Историчка: Мне тоже, папаша, в таком случае закругляйся, меня ждет работа.
–…я хочу все, все сейчас…
Историчка: Так и есть, он меня доводит. Зачем, зачем я согласилась пойти с ним?
– Что значит – «все»?
– Ну хотя бы эта история с путешествием: чего я жду? Я должен был бы отправиться туда без нее, как и было задумано вначале. Да вот только мне больше туда не хочется. Идиотизм! Я не хочу больше ничего, если она не делит этого со мной, а вот она-то не хочет, во всяком случае, сейчас.
– Сейчас. Вы убеждаете себя в этом. Но спокойно. Я уверена, что это вы довели ее до стресса своей нетерпеливостью.
Историчка: Спокойно, Катрин, не строй из себя невинную жертву: ты согласилась на его предложение, потому что никогда, никто, кроме него, не приглашает тебя выпить кофе. Вот почему!
– Вам этого не понять…
Историчка: А ты, ты можешь меня понять в мои сорок два года одиночества? Ты можешь понять, что мне впереди уже ничего не светит? Что я хочу мужчину, но мужчины не хотят меня? Я встречаю только сорокалетних, которые бегают за молоденькими девчонками или за разведенками, уже получившими прививку от семейной жизни. А еще есть очень симпатичные гомики.
– …у меня уже нет впереди времени.
Историчка: У меня не больше! Я хочу ребенка, а это становится уже больше чем на пределе. Как ужасно, ты даже представить себе не можешь, как это ужасно!
– Однако если я хочу прожить остаток жизни счастливо, я должен дать ей времени столько, сколько ей нужно. Чтобы она разобралась в своей жизни, все, что нужно, расставила по местам: свою избалованную эгоистку, своего изменника мужа. Мне легче, чем ей: моя дочь взрослая, моя жена умерла. Я свободен, а она нет. Я должен ждать ее, как юноша ждет своего совершеннолетия.
Историчка: Как юноша! Еще один! Но честное слово, ни один мужчина из тех, кого я встречала, не доходил до такого!
– …Бедняжка! Если бы вы видели ее лицо – опустошенное, окаменевшее. Она сказала мне: «Я позвоню на днях». Эти несколько дней для чего? Подлечить свой ишиас или наконец найти решение и заявить мне о разрыве? Заметьте, ведь первый затронул эту тему я. Какая глупость толкнула меня ляпнуть это, провоцировать ее. Я даже не заслуживаю считаться совершеннолетним: я более неопытный, чем младенец. Шестьдесят пять лет – это, право, еще не старость.
– Если вы так влюблены, вы не старый.
Историчка: Что я могу сказать, кроме глупости! Все равно что, лишь бы отделаться от него.
– Если бы только это было так…
– Ну уж выберите что-нибудь одно!
– Мне было так приятно побеседовать с вами…
Исторична: Он называет это «побеседовать»? Я и слова не вставила!
– У меня нет сейчас времени ответить на все, но что касается Таиланда, то да, с удовольствием.
Исторична: О, какая физиономия! Очень смешно!
– Да нет, это была шутка. Ничего, все устроится. Как хорошо быть влюбленным.
ПОДАРОК
Брижитт: Как ужасно быть зависимой! Потерять всякую самостоятельность, всякий стыд! Лучше отказаться от стольких нужных вещей, чем их просить! У меня такое чувство, будто я уже в приюте для стариков и какая-нибудь молодая толстуха, затянутая в наглаженный халат, сейчас войдет со своим мерзким подносом в руках и закричит: «Ну как, бабка, уже проголодалась?»
– Э-э, старушка, ты хандришь?
– Ах, прошу тебя, не называй меня старушкой, сейчас это звучит особенно неуместно!
– Ладно. Но ведь ишиас нас хватает в любом возрасте.
– Это всем известно, особенно трудно ишиас излечивается у грудного ребенка.
– Без смеха. Мой отец мучился с этим в тридцать пять лет, а после полгода ходил в корсете.
– Мне нравится в тебе, Женевьева, что у тебя всегда находится, чем подбодрить.
– Да нет, не всегда же кончается корсетом, ты знаешь.
– Знаю. В такую минуту каждый думает о своем ишиасе. Я знаю самые разные сроки болезни, различные способы лечения и тому подобное…
– Сколько уже дней ты болеешь?
