Стефани Кляйн - Честно и непристойно
– Или Рыжей. – Он дернул меня за прядь волос.
– Не-а. Вот, казалось бы, меня все должны звать Рыжей, а не зовут. Мне всегда хотелось, чтобы Гэйб меня так звал, – из-за «Филадельфийской истории» с Кэри Грантом и Кэтрин Хепберн. Грант зовет ее Рыжей, и это звучит одновременно и властно, и покорно. Да. У меня никогда не было прозвища, никогда. Разве что Лосиха в старших классах, но не будем об этом, а то я заплачу.
Макс поцеловал меня в лоб.
– Ладно, Рыжая, об этом не будем.
С этими словами Макс поскакал по проходу, набирая скорость, чтобы вскочить на заднюю перекладину тележки и прокатиться. Именно поскакал, Боже ты мой.
Завидев его на запятках тележки, я остановилась и встряхнула головой. Неужели это тот самый парень, которого я раздевала при свечах, который вызывал у меня в памяти песни Норы Джонс? Эх, хорошо бы он мне не Нору Джонс напоминал, а что-нибудь пожестче, панк-рок, например. Нора Джонс и детский лепет! Столько лет мы с Максом знакомы, а он не изменился – все тот же мальчишка. Только тогда он не на тележке катался, а на скейтборде по нашему офису. Он заканчивал изучать программирование в Принстоне и подрабатывал у нас летом. Я тогда встречалась с Гэйбом, но Макса тоже приметила – такие красавцы не могут не бросаться в глаза. Он был хоть сейчас на рекламу диетической кока-колы – ямочки, загар, упругая походка. А еще копна льняных волос, синие-синие глаза, орлиный нос и самая потрясающая улыбка, какую я только видела. Он носил на шее тонкий кожаный шнурок, и я иногда воображала, как притяну его к себе за этот шнурок. А вот чего я тогда не знала: он был в группе поддержки своей спортивной команды – в таких обычно участвовали одни девчонки, – подкрашивал волосы и указывал в числе своих хобби вязание и садоводство. «Ну и что? Там, где я вырос, принято было участвовать в группе поддержки», – говорил он.
Ага, как же. Он вырос в Пенсильвании, возле поселений секты амишей. Там принято ездить на телегах с лошадьми, носить подтяжки и чепчики. Свечи вместо электричества, полевые работы и шитье. Группа поддержки? Это вряд ли. «А с садоводством дело такое – у меня просто «зеленая рука», как говорится». А еще он до сих пор, заметив на лице прыщик, заклеивает его пластырем, отменяет все планы и сообщает друзьям, что упал с кровати и ушибся.
Но мой детектор геев сработал тогда неверно. Макс натуральный гетеросексуал. И он гетеросексуальничал себе круглые сутки со своей тогдашней девушкой Гэбби. Они встречались еще пять лет, а я тем временем успела сменить работу и тройным прыжком пролетела сквозь обручение, замужество и развод.
Начав работать в рекламном агентстве, я потеряла Макса из виду. Однако спустя два года, через два месяца после того, как я узнала о предательстве Гэйба, мне захотелось чего-нибудь привычного. Продуктов из собственной кладовки, так сказать. Мы с Максом договорились встретиться в «Океанском гриле» в Верхнем Уэст-Сайде. Хотя был декабрь, мне ужасно хотелось устриц.
Я ждала его, кутая голые плечи в платок от «Ватне» и плотно сжимая губы. Лето давно миновало, однако плечи все еще полагалось открывать. Я не могу спокойно ждать, если под рукой нет стакана или нельзя потеребить салфетку, так что я уставилась в окно и старалась углядеть Макса. На улицах было полно странных парочек, и я пыталась понять по внешнему виду, что их связывает. Я замечала иностранцев, узнавала их по зубам и подшитым джинсам. Дети в ярких колготках сгибались под грузом скрипичных футляров и ранцев. На той стороне улицы покупатель расплачивался мятой долларовой бумажкой за крендель и сомнительного качества хот-дог. Такси. Переливающиеся огоньки на ветвях деревьев. Город был занят делами, а я томилась в одиночестве.
В окно я увидела, как Макс подходит к ресторану. Он потрясающе смотрелся среди мягких хлопьев подсвеченного лампам и снегопада, а когда он вошел и, сказав «привет», обнял меня, наше объятие оказалось слишком долгим для «просто друзей». За бургундским и устрицами мы принялись делиться историями обманутой любви. Голубые глаза Макса не отрывались от моих, даже когда мы смеялись. Если бы я верила в любовь со второго взгляда, то это была именно она.
– Да, сейчас я один, но так даже лучше, – сказал он, морщась, будто от гадкого запаха. – Уж лучше быть одному, чем терпеть ее вечную ложь и наркотики.
Я ему не поверила.
– А самое худшее началось тогда, когда мой психотерапевт принялся за меня всерьез. Каждое второе слово у него было «трахаться».
Произнося слово «трахаться», Макс понизил голос, но на звук «ха» выдохнул с такой силой, словно хотел задуть керосиновую лампу как у амишей.
– Он все говорил: «Зачем она вам нужна? Она траХАлась с другими мужиками. Она все время с ними траХАется и врет вам в лицо». Я не хотел его слушать и не хотел ему верить. Но вот это слово «трахаться» в конце концов оказалось последней каплей. – Макс оторвал взгляд от поверхности стола и улыбнулся, словно извиняясь. – Прости, – произнес он смущенно.
Просто прелесть. Его уязвимость убедила меня, что ему-то я могу рассказать все. Он поймет мои страхи, потому что он на моей стороне, он знает, что такое предательство. Мы уже дружили, так что не приходилось переживать, позвонит он мне или нет. Все развивалось совершенно естественно. В течении следующих двух месяцев наша близкая дружба перешла к физическую близость. Именно это и описывают в газетных объявлениях о знакомстве как «Идеальные взаимоотношения». Оставалась одна проблема: я не имела права с ним встречаться.
Ну хорошо, имела, но нельзя было встречаться только с ним. Моя Психотерапевт-по-телефону все время напоминала об этом.
– Я знаю, вы хотите все сразу и на всю катушку, круглый год, сутки и недели напролет. – Я знала, что, говоря «сутки и недели напролет», она чувствует себя крутой. – Стефани, сейчас вы в любых взаимоотношениях захотите вернуться к тому, что у вас было с Гэйбом, потому что вы к этому привыкли. Вам нужно вырваться за пределы привычного, вырасти над собой. Сейчас слишком рано заводить романы. Вы сами не понимаете, во что ввязываетесь. Лучше не торопиться.
Не торопиться. Перспектива тошнотворнее консервированного тунца в масле.
Итак, я заставила себя встречаться не только с Максом; ему я, естественно, об этом не сказала. Ну да, ложь путем умолчания. Но если вы не договаривались заранее хранить друг другу верность, то, строго говоря, никаких правил вы и не нарушаете. Может, Макс и решил, что мы будем друг другу верны, но вслух это не обсуждалось. Может, в глубине души он догадывался об истинном положении вещей. Может, именно поэтому он вечно хотел обсуждать наши чувства.
Встречаясь с прочими мужчинами, я тем самым избегала ужасной опасности нырять в любовь сломя голову. Головой вниз на мелководье, не задумываясь. Я вечно от этого страдаю: мне только и хочется, что найти купальную шапочку и нырнуть с высокого берега в новый роман.
