Стефани Кляйн - Честно и непристойно
– Макс, смеси – это для малодушных людей, – сказала я ему, пока он рассматривал одну из таких пачек, держа ее обеими руками.
Он поднял голову и ухмыльнулся.
– А говорят, разнообразие придает вкус жизни.
– Нет, я серьезно. Вместо тигра Тони на этих упаковках следовало бы рисовать Трусливого льва из «Волшебника страны Оз». Говорю тебе: пачки со смесями – изобретение мужчин, боящихся ответственности. На что угодно готова спорить. Не дай Бог ему придется всю жизнь есть одни любимые хлопья! Вокруг непременно должна быть масса разноцветных пустышек.
– Слушай, не тебе говорить! Когда мы встречались, ты выбрала разнообразие, а не меня.
Он сделал печальное лицо – Макс всегда его делал, когда хотел получить заботу, еду или минет. Я изобразила яркую улыбку и, похлопав ресницами, сказала:
– Момент был неподходящий.
– Это верно, – согласился он, поморщившись, – и вообще ты не мой тип женщины. – Он положил пачку обратно на полку и двинулся дальше по проходу. Не оборачиваясь ко мне, он продолжил: – Сама посуди, тогда зачем у кока-колы десять разных вкусов? – Он сделал паузу, хотя вовсе не ждал ответа. – Людям нравится разнообразие, а вот выбирать им не всегда по душе.
– Подожди минутку! Я не твой тип? Так какой же тип, черт побери, ты предпочитаешь?
– Не важно.
– У тебя действительно есть свой тип? Неужели?
– Не в этом дело.
– Ну уж нет, продолжай! Раз уж начал, так говори, ты, нытик!
– Ну хорошо, я ее так себе представляю...
Он замер, подняв голову и уставившись на банки с растворимым кофе, словно женщина его типа машет из-за горы колумбийского кофе «Хуан Вальдес».
– У нее темные прямые волосы и темные глаза. – Точно не я! Мне захотелось его чем-нибудь стукнуть. – Она тверда в своих убеждениях, но готова нянчиться со мной. Она насмехается над всеми подряд, и ее считают стервой, но со мной она исключительно мила. – Как вообще может человек с мужскими половыми признаками употреблять выражения типа «исключительно мила»?
– Она обожает оральный секс и секс вообще.
– Ну-ну, – сказала я, обогнала его и пошла вперед.
– У нее классная грудь, она умная и знает, что такое вазектомия. Ей не нужно употреблять слова, значения которых она не знает, чтобы казаться умнее, – она и так умная. У нее настоящая работа – она не актриса и не барменша. – Макс приподнял пластиковый пакет с артишоками и потряс его: – Она умеет готовить, потому что тут я полный профан.
– А кому неизвестно, что такое вазектомия?
– Тупице Элспет.
Девушки с именами вроде Элспет обычно работают в «Международной амнистии» и знают на память песни группы «Грейтфул Дэд». Вазектомия им ни к чему.
– Она должна быть любящей, по крайней мере когда мы одни. Ну, там, поплакать со мной, если мы соскучились друг по другу или вроде того. Тут жесткость не годится.
Жесткость – это он про меня, точно. Когда мы с Максом встречались, мягкость ему требовалась не реже, чем еда.
– Ты бываешь такой далекой, такой жесткой! Наверняка ведь в тебе есть нежность. Почему ты не даешь мне ее увидеть?
Я ненавидела такие разговоры, ненавидела изображать чувства, изобретать поводы для слез и близости. Хочешь мягкости – можешь полапать меня за задницу, ясно?
Я тогда только рассталась с Гэйбом и не желала демонстрировать свою уязвимость. Мне хотелось дружелюбия и хорошего секса, такого, чтобы запах еще долго оставался на пальцах, языке и во рту. К сожалению, у Макса не получались непристойности, пока я не продемонстрирую тонкие чувства, и распутать этот заколдованный клубок у нас не получалось.
– Ой, Стефани, – заявил он, когда я попросила его помастурбировать передо мной, говоря мне при этом что-нибудь непристойно-сексуальное. – Я не могу быть до такой степени открытым; сначала я должен ощутить душевную близость.
Для мужчины он выглядел пересмотревшим разных реалити-шоу. «Душевная близость» – это почти так же ужасно, как «между нами промелькнула искра». Такие штучки лучше оставлять электрикам.
А теперь, подумать только, у полок с хлопьями он мне рассказывает, что ему нужна женщина в очках, такая вся из себя библиотекарша, которая убирает волосы в пучок, а в постели распускает их, чтобы его возбудить.
– У нее темные прямые волосы, она носит висячие серьги и отлично все планирует, – добавил Макс. – Я люблю планы.
– Про прямые волосы ты уже говорил. – Болван.
Смешнее всего то, что он описывал мне меня – оставалось только выпрямить волосы и выкраситься в нудный цвет.
– В общем и целом, она вполне может быть из нас двоих главной, пусть только это не мешает сексу. Да, и пусть она любит поспать.
– А если она храпит?
– Не беда.
– Правда? Ты способен спать под чей-то храп? Я вот не могу встречаться с храпуном! Разве можно провести всю жизнь с человеком, который ни на минуту не дает тебе уснуть? И Линусу это тоже не понравится. Он бы залез такому типу на шею и постарался придушить его.
– А если этот бедолага попытается столкнуть Линуса, то его укусят за лицо. – «Укусят за лицо» он произнес так, будто эта фраза сплошь состояла из шипящих и свистящих звуков.
– Но тебя ведь Линус не кусает, если ты его перекладываешь, – напомнила я.
– Но если ткнуть его в мордочку, он кус-саетс-ся!
Когда Макс говорит про Линуса, я не могу удержаться от смеха, особенно если он поминает Линусову мордочку: он при этом изображает, будто зажимает Линусу пасть.
– Линуса нужно брать за живот. – Это все знают, кто со мной спал.
– Но это же опасно, если он целится пастью прямо тебе в глаз! – Прокричав слово «глаз», Макс указал на свой собственный.
– «Женщине моей мечты придется примириться с тем, что временами я изрядный хлюпик», – передразнила я Макса хнычущим голосом.
– Думай что хочешь, но я временами вовсе не изрядный хлюпик.
– Ага, ты все время такой.
– Нет!
– Да!
– Не важно, – сказал он так, будто это слово писалось раздельно, и улыбнулся, – когда я ее повстречаю, то стану звать Крольчонок.
– Прозвище заранее не придумывают. Оно должно само появиться.
– Ну, я постараюсь – уж очень это мило.
– Александра называет меня Печенюшкой, а иногда Печенькой. Сегодня она обозвала меня Печенищей, но обычно Печенюшки с нее вполне хватает.
Александра была моя новая лучшая подруга; она всех знакомых девушек звала Печенюшками. Наверное, услышала это у кого-то, решила, что ей нравится словечко и присвоила его.
– Мне нравится Крольчонок.
– Ну, Крольчонок для любовницы подходящее прозвище – вы ведь, небось, будете трахаться, как кролики. Но прозвище нельзя придумывать заранее. Оно придумывается само! Вон, я Линуса зову то Лапшой, то Медвежонком, то Бутербродной башкой – в зависимости от настроения. А меня зовут разве что милочкой. Ужасно скучно.
