Джеки Коллинз - Ее оружие
Рио тщательно сделала тогда макияж, экстравагантно расцветив лицо экзотической косметикой, надела плотно облегающее красное платье от Гальстона. В конце концов, она была суперзвездой, а звездам не подобает бесследно исчезать с небосклона. Пусть все запомнят этот ее последний час!
Мозг ее был затуманен наркотическим кайфом — так ей легче было отправиться в свое последнее путешествие.
Было уже три часа утра, когда Рио врубила какую-то дикую музыку на полную громкость. Она достала опасную бритву, оставленную у нее Ларри — он терпеть не мог электробритвы — и откинула лезвие. Затем сделала глубокие надрезы на запястье сначала правой, а потом и левой руки. Боли она не ощущала. Словно зачарованная, она смотрела на то, как кровь, вспучиваясь, бежала из порезов, стекала на платье. Рио заливалась бессмысленным смехом. Окружающее потеряло для нее всякую цену, отошло куда-то в сторону — никаких тебе обязательств, никаких забот, ничего!
Она продолжала смеяться, пока не потеряла сознание и не упала на пол. Кровь из вскрытых вен продолжала струиться на белый чистый ковер.
То, что произошло дальше, воссоздавалось потом в ее сознании, словно через пелену тумана. Помнится, сначала она увидела озабоченное лицо какой-то женщины, склонившейся над ней. Потом она почувствовала, как ее подняли и понесли. Она слышала приглушенные голоса, доносившиеся откуда-то издалека. И наконец она очнулась. Сколько же дней она пролежала? Два, три? Женщина сидела за столом, рядом с ее кроватью и что-то писала. Дужки ее сдвинутых на лоб очков с дымчатыми стеклами придерживали пряди длинных черных волос, чтобы те не спадали ей на лицо.
Рио не могла пошевелиться. Она лежала на какой-то странной кровати, в незнакомой комнате, с забинтованными по локоть руками.
Слабым голосом она позвала. Молодая дама подняла голову и посмотрела на нее своими зелеными глазами. Ее лицо, лишенное косметики, полные губы понравились Рио с первого взгляда — нельзя сказать, что оно было красиво или даже привлекательно, но оно излучало тепло и доброту. Рио не могла понять, как она здесь очутилась, что все это значит?
По лицу Маргарет скользнула улыбка. Она поднялась — высокая, с маленькими грудями, одетая в джинсы и просторную спортивную майку с короткими рукавами и треугольным вырезом.
— Ну, мне кажется, ты выкарабкалась, — произнесла она хрипловатым голосом. — Твоя жизнь висела на волоске, но что-то подсказывало мне, что с тобой будет все о’кей. Кстати, меня зовут Маргарет, я живу по соседству с тобой. Твое счастье, что я вовремя проснулась из-за грохота в твоей комнате. Обычно ведь у тебя бывало тихо, вот я и решила посмотреть, в чем дело. Знаешь, там можно было бы сделать потрясающее фото для прессы — ты лежишь вся в красном — платье, кровь — и все это на белом ковре! Прямо-таки жаль было тебя спасать. Но, детка, стоило ли такое делать из-за какого-то типа? — Маргарет укоризненно покачала головой. — Твой Ларри Болдинг дерьмо! Мне не обязательно знать его лично, чтобы прийти к такому выводу, но, судя по состоянию, до которого он тебя довел, я уверена, что он действительно дерьмо. Детка, разве можно из-за таких вот типов бросаться жизнью?
Рио пришлись по душе доводы Маргарет, выраженные очень убедительно и просто. Больная пробыла у нее две недели, а затем снова вернулась в свою квартиру. И за эти две недели она узнала о жизни больше, чем за все предыдущие годы.
Маргарет относилась к тем редким людям, которые готовы жертвовать собой ради других. Казалось, главной целью ее жизни было творить добро для своих ближних, и всю свою энергию она действительно отдавала этому. Ее всегда охватывало жгучее негодование, когда она видела, что к женщинам относятся, как к людям второго сорта. Покончить с этим — вот конкретная задача, которую она ставила перед собой и своими единомышленниками. При этом Маргарет не ограничивалась красивыми словами, статьями и декларациями, подобно другим поборникам женского равноправия, а шла к униженным, говорила с ними обо всем прямо и откровенно, делала для них все, что было в ее силах.
В сумрачном свете ресторана Рио, сидевшей за столиком в уютной нише, было достаточно удобно наблюдать за посетителями, оставаясь незаметной. Наконец, она увидела, как вошел Анжело в сопровождении маленькой худой блондинки. Рио долго, изучающе, разглядывала его, а затем решительно встала и прямиком направилась к его столику, усевшись напротив.
— Эй, Анжело! — В ее голосе звучал вызов. — Правда ли говорят, что ты считаешься лучшим жеребцом в этом городе?
У Энцио в тот день состоялись три телефонных разговора. Первым делом он позвонил Фрэнку в Нью-Йорк.
— Я собираюсь к тебе наведаться, — сразу начал он, — как погода?
Фрэнк сразу понял, что отца интересует вовсе не погода.
— А что погода? Как всегда, — ответил он с наигранным безразличием.
Он знал, что ФБР наверняка прослушивает его телефон.
— Я приеду в любом случае, — буркнул Энцио. — Гостиница и все прочее, как обычно, за тобой. Так что изволь обо всем позаботиться.
— Не думаю, что тебе сейчас стоит приезжать, — ответил Фрэнк, пытаясь скрыть свое раздражение. Почему отцу всякий раз нужно вмешиваться в его дела?
Но Энцио настаивал на своем.
— Я хочу повидать своих внуков, а потом мне нужно уладить кое-какие дела. Понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю.
Фрэнк точно знал, что отец хотел этим сказать: Энцио имел в виду панику, поднявшуюся после взрыва бомбы в «Мэджик Латерн». Но Фрэнк уверенно владел ситуацией. Первым делом он срочно организовал несколько митингов протеста и затребовал необходимую ему информацию.
Вначале его подозрение пало на Боско Сэма, затем на людей Крауна, но некоторые факты говорили против этого. В тот вечер, когда взорвалась бомба, его адвокат Томазо Виторелли встречался со своим осведомителем в том самом ресторане.
Энцио положил трубку. Он знал, что Фрэнк наверняка остался недоволен его звонком. «Конечно, Фрэнк и один может справиться с этим делом, — думал Энцио. — Однако небольшое подкрепление не помешает. И вообще, что плохого в том, что Энцио Бассалино появится в Нью-Йорке?»
Банда Крауна пыталась закрепиться в некоторых сферах их бизнеса, что ей, к счастью, не удалось, но создала для клана Бассалино дополнительные трудности. Это во-первых. А во-вторых, возникали проблемы со сбором податей. Энцио считал, что без его присутствия Нью-йоркскому филиалу их фирмы сейчас не обойтись. Он был уверен, что с его прибытием все проблемы разрешатся. Может даже, ему удастся все уладить при личной встрече с Рицци Крауном, как-никак они знали друг друга столько лет, почему бы и нет?
