Элизабет Гилберт - Крепкие мужчины

– От упадка сил? – сказала она как бы наугад, нарочно, лишь бы продолжить разговор.

– Нет.

– Акулы?

– Нет. От нехватки пресной воды. От жажды.

– Это правда? – вежливо поинтересовалась Рут.

Но как только речь зашла об акулах, Сенатор на некоторое время умолк, а потом сказал:

– В тропиках акулы забираются прямо в лодку. Суют в лодку свой нос и принюхиваются, как собаки. Но гораздо хуже акул барракуды. Допустим, ты потерпела кораблекрушение. Ты плывешь, ухватившись за обломок корабля. Подплывает барракуда и вонзает в тебя свои зубы. Ты можешь оторвать от себя барракуду, Рути, но не всю – ее голова останется. Барракуда – она как каймановая черепаха, Рути. У нее мертвая хватка. Даже подохнув, она не разжимает зубов. Это правда.

– Здесь мне ничего особо бояться барракуд, Сенатор. И вам из-за барракуд тоже переживать не стоит.

– Ну ладно, а как насчет сайды? Чтобы встретить сайду, не надо плыть в тропики, Рути. У нас тут сайды полным-полно. – Сенатор Саймон Адамс взмахнул рукой, указывая на открытое море. – А сайды охотятся стаями, как волки. А электрические скаты! Люди, уцелевшие после кораблекрушений, рассказывают, что гигантские электрические скаты подплывали прямо к спасательной шлюпке и целыми днями кружили рядом. Эти люди называют их рыбами-одеялами. Тут у нас можно встретить электрического ската, который будет побольше спасательной шлюпки. Скаты будут плавать вокруг тебя, словно тени смерти.

– Очень яркая картина, Сенатор. Замечательно.

Сенатор спросил:

– Что у тебя за сэндвич, Рути?

– С ветчинным салатом. Хотите половинку?

– Нет-нет. Ешь сама.

– Можете откусить кусочек.

– А чем намазано? Горчицей?

– Ну почему вы отказываетесь, Сенатор? Откусите немножко.

– Нет, нет. Ешь сама. Я тебе еще кое-что скажу. В спасательных шлюпках люди сходят с ума. Они теряют счет времени. Бывает, они проводят в спасательных шлюпках дней двадцать. Потом их спасают, и они с удивлением обнаруживают, что не могут ходить. У них гангрена, у них на ногах язвы, потому что кожа разъедена морской водой, они все в ранах после кораблекрушения, у них солнечные ожоги, и они в шоке, Рут, от того, что не могут ходить. Они не понимают, что с ними.

– Это называется галлюцинацией.

– Верно. Это галлюцинация. Именно так. А у некоторых людей, оказавшихся в одной спасательной шлюпке, бывает такое состояние, оно называется «коллективной галлюцинацией». Представь себе, что в спасательной шлюпке два человека, и оба сбрендили одновременно. Один говорит: «Сгоняю-ка я в забегаловку за пивком», перешагивает через борт и тонет. А второй говорит: «Я с тобой, Эд» – и тоже перешагивает через борт и тонет.

– А за бортом кишат акулы.

– И сайды. А вот тебе еще один пример коллективной галлюцинации, Рути. В спасательной шлюпке всего двое. Но когда их спасают, они готовы голову дать на отсечение, что с ними все время был кто-то третий. Оба спрашивают: «Где мой друг?» Спасатели тому и другому отвечают: «Твой друг лежит на кровати рядом с тобой. С ним все в порядке». Но каждый из этих двоих твердит: «Нет! Где мой другой товарищ? Где он?» Но никакого другого товарища не было. Оба не желают в это верить. Они потом всю жизнь гадают, куда подевался их третий друг.

Рут Томас протянула Сенатору половинку сэндвича, и он ее мгновенно сжевал.

– Ну, а в Арктике, ясное дело, люди погибают от холода, – продолжал он.

– Конечно.

– Они засыпают. Люди, которые засыпают в спасательных шлюпках, не просыпаются никогда.

– Ну, это понятно.

В другие дни они говорили о составлении карт. Сенатор был большим фанатом Птолемея. Он так расхваливал Птолемея, будто тот был его сыном-вундеркиндом.

– Никто не изменял карт Птолемея до тысяча пятьсот одиннадцатого года! – гордо восклицал Сенатор. – Ты только подумай, какая уйма времени. Рут. Тринадцать сотен лет он считался высшим авторитетом. Совсем неплохо, Рут. Совсем даже неплохо.

Еще одной излюбленной темой Сенатора было крушение кораблей под названиями «Виктория» и «Кемпердаун». Об этих кораблях он заводил речь время от времени, и, как правило, ни с того ни с сего. Как-то раз, субботним вечером в середине июня, Рут рассказывала Сенатору, какой отвратительной была выпускная церемония в ее школе, а он сказал:

– Ты вспомни о крушении «Виктории» и «Кемпердауна», Рути!

– Ладно, – дружелюбно кивнула Рут. – Если вам так хочется.

Рут Томас прекрасно помнила о крушении «Виктории» и «Кемпердауна», потому что об этом Сенатор ей рассказывал еще тогда, когда она пешком под стол ходила. Эта катастрофа вызывала у Сенатора еще большее огорчение, нежели крушение «Титаника».

«Виктория» и «Кемпердаун» были флагманскими кораблями могущественного британского флота. В тысяча восемьсот девяносто третьем году они столкнулись друг с другом средь бела дня в штиль – из-за того, что командующий эскадрой отдал дурацкий приказ во время маневров. Это кораблекрушение так сильно огорчало Сенатора из-за того, что оно произошло в такой день, когда ни один корабль не должен был затонуть, а еще из-за того, что на обоих кораблях матросы были самые что ни на есть лучшие в мире. И сами корабли были лучшими в мире, и офицеры были самыми опытными во всем британском флоте, и, тем не менее, корабли затонули. «Виктория» и «Кемпердаун» столкнулись потому, что прекрасные офицеры, полностью осознавая, что полученный ими приказ совершенно идиотский, исполнили его, повинуясь чувству долга, и погибли из-за этого. Катастрофа «Виктории» и «Кемпердауна» показала, что на море может случиться что угодно. Каким бы спокойным ни было море, какой бы опытной ни была команда, все равно человеку, находящемуся на корабле, грозила опасность.

На протяжении нескольких часов после столкновения «Виктории» и «Кемпердауна», как рассказывал Рут Сенатор, море кишело тонущими людьми. Винты погружающихся в воду кораблей перемалывали моряков. «Винты рубили их на куски», – всегда подчеркивал Сенатор.

– Винты рубили их на куски, Рути, – сказал он и на этот раз.

Рут не могла понять, каким образом эта жуткая история связана с ее рассказом о выпускной церемонии, но не стала спорить.

– Знаю, Сенатор, – кивнула она, – знаю.

На следующей неделе, сидя на берегу Портер-Бича, Рут и Сенатор снова повели разговор о кораблекрушениях.

– Ну а взять, к примеру, «Маргарет Б. Роусс»? – спросила Рут после довольно долгого молчания Сенатора. – Это кораблекрушение закончилось не так плохо для всех.

Название корабля Рут произнесла очень осторожно. Порой упоминание о «Маргарет Б. Роусс» успокаивало Сенатора, а порой возбуждало.