Надежда для Бирюка (СИ) - Наталия Романова
Поговорил с Надей, вместе съездили в опеку, разузнали, что к чему. Оказалось, что у семьи, которая забрала ребёнка, родился свой, родной, после они развелись. Ни приёмной матери, ни отцу, чужой стал не нужен.
Наигрались и пошли жизни свои устраивать. Марата вернули в детский дом. Вот такая незамысловатая история.
Биологическая мать не подумала, для кого на белый свет рожает сироту, приёмная отказалась. Человеку же в жизнь идти.
Забрали они с Надей Марата, несмотря на удивление службы опеки, только кто запретит? Доход у семьи на зависть многим. Митрофан никогда сложа руки не сидел, всегда знал, труд — основа основ жизни.
Вот уже полгода Марат у них. Поначалу настороженным дичком на людей смотрел, сейчас оттаивать начал, доверять понемногу, глядишь, и родным станет.
Ладу Митрофан давно считал родной, Надя детей Митрофана за своих считала. Разницы никто между общим и своими не видели. Хулиганили — поровну получали, хвалили всех одинаково.
И Марат постепенно вливался в их семью, скоро ещё один Гучков родиться, вернее, Гучкова.
— Что-то долго… — Митрофан недовольно потоптался, глядя на порог дома Мироновны.
Взять бы за шкирку вредную страху, отвезти в больницу, закрыть в отделении, чтоб ни себе жизнь не усложняла, ни людям.
— Смотри, какая идёт, — оторвал его от лицезрения деревянного порога Сергей.
Митрофан обернулся, никого не увидел. Улица пустынной не была, разгар дня, люди спешили кто по делам, кто с работы, кто-то и просто так прогуливался.
К тому же лето, отдыхающих полно, туристов, те повалили, когда какой-то делец открыл музей старообрядчества в их Кандалах. Лавки поставил деревянные, иконы повесил, половики настелил, вещал с умным лицом сущие глупости.
Но местные не роптали, те же старообрядцы, что их согласия, что других, не шибко-то возмущались, потому что туристы — это хлеб.
Кто-то пирожки приноровился печь, кафе открыл, кто-то народные промыслы освоил, грибами-ягодами торговал, по пути показывая на встречных-поперечных жителей, иные из которых к старообрядчеству не имели никакого отношения, со словами: «Вон идёт, старове-е-е-ер, да».
А старовер тот — урождённый шаманист, ставший атеистом, будучи пионером.
Любили завернуть небылицу, да такую, что местные, кто слышал, смех сдержать не могли, но зевакам подтверждали, что так всё и есть. Живём без документов, бусы янтарные носим, и бабы, и мужики, в церковь ходим православную, куда советская власть ещё загнала. И поповцы, и беспоповцы, и два мусульманина даже, для колорита, лишними не будут.
«Пирожки с чем будете? С малиной ещё возьмите, лесная малина-то, едва ноги от медведя унёс, пока собирал, с рыбой берите-берите, сам ловил, вчера только плавала».
А в местном магазинчике чудесным образом расширился ассортимент замороженных лесных ягод, грибов, рыбы и мяса.
— Ты что холостым жил как монах, что вдовцом, что женатый монахом живёшь, — вздохнул Серёга. — Туристка, смотри какая, — показал в сторону высокой стройной женщины с распущенными волосами, в струящемся платье. — Вообще что ли никого кроме Надежды не видишь? — подмигнул Сергей.
— Не вижу, — равнодушно пожал плечами Митрофан.
Он действительно не видел. Смысл на чужое смотреть, если оно чужое? Ни кошельков чужих, ни женщин посторонних Митрофан не замечал, не сравнивал. У него своё было — родное.
О нём думал, его берёг.
И правду сказать, разве хоть одна женщина мира может с его Наденькой сравниться? Если только Моника Беллуччи, да и то… сомневался Митрофан, сильно сомневался.
— И ты не смотри, — проговорил Митрофан, едва шевеля губами, глядя через плечо друга.
Там, сидя у грядки, замерла законная супруга Сергея. Неспешно встала, одёрнула трикотажное платье, пригладила волосы ладонью, вздохнула, сощурилась, повела недовольно плечами, показав худые ключицы в разрезе.
— Конец тебе, Серёг, — засмеялся Митрофан, резко отворачиваясь.
Смертоубийство грех, конечно, но не когда муженёк пойман на неровном взгляде в сторону какой-то вертихвостки молоденькой… Тогда дело это сугубо высоконравственное, богоугодное, всеми конфессиями поощряемое.
Спалят сейчас Серёгу одним взглядом, развеют пепел по ветру, и правильно сделают.
Туристка подошла ближе, посмотрела в упор на Митрофана, только тогда он узнал её. Иустину… Была у него недолго «невеста», как раз через год траура появилась.
Сосватал, жениться собирался, чтобы всё по уму было, правильно. Одного согласия выбрал, толка одного, но как часто бывает, толк один, а люди разные.
Упорхнула тогда Иустина, убежала с мирским парнем, поставив на уши добрую половину села.
Митрофан какое-то время искал в себе раздражение или огорчение от ситуации, оскорбление, на худой конец, не нашёл, на том и успокоился.
Решил — так лучше. Выбрала «невеста» по себе человека, пусть будет счастлива.
— Здравствуй, Митрофан, — подошла Иустина.
— Здравствуй, — кивнул Митрофан, улыбаясь. — В отпуск, слышал, приехали?
— Да, сестра к отцу просилась… Сашу навестить, тётю Тоню.
— Саша второго родила?
— Да, у них с Ефимом всё хорошо, она счастлива. Акулина замуж выходит, Фокий с вахты приехать должен. Сказать хотела тебе, спасибо, что отца на работу взял, что помог тогда… и что зла не держу за то, что ты сделал…
— Ладно, — кивнул Митрофан, вспоминая события тех дней.
— Ма-а-а-ам! — послышалось громкое мальчишеское.
По улице нёсся чернявый мальчонка, дошколёнок, на ходу размахивая палкой. Мальчишки всегда мальчишки, везде. Хоть в городе, хоть в селе, любой веры, любой национальности, главное — палка в руке, стратегический набор камней и железок в кармане и сканирование местности на присутствие мамы.
— Твой? — улыбнулся Митрофан, узнавая знакомые черты.
На принтере их, что ли, штампуют? У Гучковых все дети разные, у Калугиных — как под копирку.
— Мой, — ответила Иустина.
— На отца похож, — констатировал Митрофан то, что видно было любому за версту. — Как он, всё такой же — неугомонный?
— Такой же, — засмеялась в ответ Иустина. — Чумной.
В это время появилась Надя, переваливаясь с ноги на ногу, неся огромный живот. Митрофан коротко кивнул бывшей «невесте», сразу забывая про неё.
Было и было, быльём поросло.
Да и что было-то, вспомнить нечего. С отцом её нехорошо получилось, но заслуженно.
— Давай в машину, — Надя скользнула невидящим взглядом по собеседнице мужа, поковыляла к автомобилю.
Митрофан поспешил открыть дверь, устроил на сидении Надю, поправил ремень безопасности.
Придушить эту Мироновну, и дело с концом, ответит как-нибудь перед богом.
Сел за руль, выдохнул, скрывая раздражение от ситуации.
От бесконечной заботы Нади, от беспардонности некоторых пациентов. Видно, что еле ходит человек, не заметить такой живот просто невозможно, в декретном отпуске уже, но нет… носится по вызовам, помогает, те и рады пользоваться.
— В райцентр поехали, в роддом, — просипела Надя, обхватывая рукой живот.
— Завтра собирались, вещи надо…
— Я сейчас рожаю, не завтра, — проскулила Надя,
