На расстоянии - Анастасия Стрижак
Следя за дорогой и всё ещё утирая соленую жидкость стекающую по щекам, она наивно желала лишь одного: чтобы этот день забрал с собой все её страдания. Но всё же, она прекрасно понимала, что завтра утром ей не станет легче.
Глава 10
Глубоко затянувшись сигаретой, Климент поднял глаза на трехэтажное здание, — в глаза сразу же ударили ослепительные солнечные лучи, и сощурившись он продолжил дальше смотреть на темно-серый фасад здания, от одного вида которого его сразу же начинало душить чувство грусти. Выпустив густое облако дыма вперемешку с паром, он выбросил окурок в мусорный бак и, ему бы стоило начать идти, но ноги словно приросли к земле, за ночь которую усыпали мелкие крупинки снега. Он перевел взгляд на крайнее окно второго этажа, — всё ещё не двигаясь с места, и в голову пришла мысль, что может, стоит развернуться и уехать? Однако если он сейчас сядет в машину и покинет это чрезвычайно мрачное место, ему не станет легче. Наоборот, это проявление трусости ляжет на него громадной бетонной плитой и с каждой минутой будет увеличивать своё давление на его тело, и он не выдержит и вернется сюда. Так происходило с ним не раз…
Опустив глаза на носки своих ботинок он почувствовал облегчение от того, что в глаза перестал врезаться солнечный свет. Протяженно выдохнув он прочистил горло, и нерешительно шагнул на встречу к своим страхам, и кошмарам, которые слишком часто не давали спать по ночам.
Внутренняя отделка стен выглядела немного жизнерадостней чем внешняя, но это ни капли не облегчало усилившееся паршивое состояние его души — стоило ему переступить порог. Пустой, длинный коридор с нежно-розовыми стенами и, несколькими лавочками стоящие вдоль них — встретил его звенящей тишиной и специфическим запахом, который ему не доводилось чувствовать где-то ещё. Запах обреченности, страха…
Медленным шагом он подошел к нужной двери и его ноги снова приросли к полу. Только теперь побелевший асфальт сменила бежевая плитка. Засунув руки в карманы пальто он вспомнил, как медсестра провожающая его до второго этажа настоятельно рекомендовала снять пальто и оставить в гардеробе. Но Клим смог уговорить её, и остаться в нём. Ему казалось, что так он чувствует себя более защищенным, словно это обычное, черное пальто даёт возможность не забывать о том, что он посетитель, а не пациент. Что его мир не заключен в этих стенах, которые за многие годы он изучил досконально: каждый скол, каждую мелкую трещинку на постельном оттенке плитки. Верхняя одежда, как гарантия того, что он может покинуть это место, когда захочет…
Нерешительность, которая одолевала его сейчас, находила на него всякий раз, когда он смотрел на белую, пластиковую дверь с номером одиннадцать. То, что происходило с ним на улице, — было лишь слабым подобием страха и неконтролируемой тревоги, которые одолевали его в данную минуту.
Понимая, что он слишком долго не двигается с места, он поднял глаза к потолку — встретившись с камерой, обращенной прямо на него. И то, что человек сидящий за монитором, который сейчас, возможно, наблюдает за ним решит, что он ведет себя странно — сподвигло его схватиться за холодную дверную ручку. Практически без шумно нырнув в палату, он так же тихо прикрыл за собой дверь.
Не смотря на то, что окна были на половину прикрыты шторами, он сразу нашел её — слегка сгорбившись, сидящую на краю кровати к нему спиной.
— Пришел мой Слава… — тишину разбавил тихий, с толикой радости голос. Клим тяжело сглотнул, а в карманах — ладони непроизвольно сжались в кулаки.
— Это Клим… мам, — хрипло отозвался он не решаясь подойти к ней.
— Сынок, — с тяжелым вздохом, чуть громче произнесла она не оборачиваясь. — Я думала, что это папа пришел… у вас такая схожая энергетика. Ты давно не навещал меня… — она опустила голову и последние слова парень едва расслышал.
— Прости, времени не было… я сейчас работаю.
— Правда? — оживилась женщина. — Где?
— В ночном клубе… барменом. — он сказал правду, понимая, что это расстроит её и возможно, даже разочарует. Ему стало слишком отвратительно нагло врать ей в глаза. Каждый раз, скармливая ей очередную порцию лжи он ощущал себя куском дерьма, который только и может, что придумывать истории о своей жизни, где всё просто великолепно: и в учебе преуспел, и в друзьях не знает нужды, а с отцом отношения наконец наладились, и они стали по-настоящему близки. Нет, Клима вполне устраивала его жизнь: отчисление из университета — для него не беда; каждодневные стычки с отцом и взаимная неприязнь, которая увеличивалась после каждой ссоры — его особо не волновала. Ему нравился его образ жизни, который давал возможность ощущать себя свободным, беззаботным, живым… Он жадно поглощал каждое мгновение, старался сохранить в памяти каждую минуту, которая приносила ему радость. Но то, что радовало его — приносило боль маме. Несмотря на всё, что с ними произошло, и о чем она вероятно забыла, а он никогда не сможет стереть из своей памяти — она переживала за него, отчаянно просила его добиться высот в этой слишком быстротечной жизни, и больше всего на свете он боялся разочаровать её.
— Клубе? — удивленно переспросила она.
— Да, так вышло…
— А как же учеба? Ты скоро должен был получить диплом, ты обещал, что покажешь мне его! — воскликнула она, и Клим мгновенно ощутил напряжение в теле. Он и боялся, и отчаянно желал хоть немного поговорить с ней, он нуждался в её поддержке, но решение признаться обо всех своих делах могло вызвать с её стороны непредсказуемую реакцию, и в дальнейшем им пришлось бы снова встречаться в присутствии доктора, — он должен был это учесть. Непростительная ошибка с его стороны.
— Я не надолго взял академический отпуск. — прозвучала сотая фраза состоящая из одной лжи, но укол совести он не почувствовал, ибо её психическая стабильность
