Одолжи мне жениха - Дарья Волкова
Не проканало. Матрас прогнулся под весом Огарёва. Меня легонько ткнули, а поскольку ему трудно было определить в шаре под одеялом, где что, то толчок пришёлся аккурат под пятую точку.
– Куда спряталась? Ничего не хочешь потрогать?
Я отозвалась нечленораздельным стоном.
– Точно не хочешь? А ночью ты проявляла такой бурный интерес к моему телу…
– Это не я! – Я вынырнула из-под одеяла – взъерошенная и наверняка красная. – Это пирогены!
– Это кто? – вздёрнул бровь Ярослав. – Это лучшие друзья Джонни и Джека?
Мне срочно захотелось обратно под одеяло. А ведь я сказала абсолютную правду. За то время, что мы прожили вместе с Яриком, он попал под раздачу один-единственный раз. Потом несколько недель мне жаловался и припоминал, как я, под высокой температурой, то пыталась его изнасиловать, то побить. И всё это практически без перехода. Вот такая вот у меня дурацкая реакция на высокую температуру, совсем не соображаю, что делаю. И жаропонижающие ни черта не помогают. Спасает меня только то, что это всё длится недолго, редко дольше суток. Но в это время быть рядом со мной крайне непросто.
– По крайней мере, я не пыталась тебя побить, – буркнула я, закутываясь в одеяло.
– Я прямо чувствую, как мне повезло, – фыркнул Огарёв и встал. Смачно потянулся, демонстрируя под задравшейся футболкой плоский мохнатый живот. Перехватил мой взгляд и ехидно ухмыльнулся.
– Точно ничего не хочешь потрогать?
Отступать мне было некуда. И я пошла в наступление:
– Спасибо, за ночь натрогалась.
Улыбка сползла с лица Ярослава, и он повернулся ко мне спиной.
– Ладно, пошёл я чайник ставить и порошок тебе разводить.
Он и в самом деле ушёл. А я осталась наедине со своей рефлексией и чувством стыда. Рефлексировать и стыдиться мне было от чего.
Ярослав действительно вчера возился со мной – мерил температуру, ужасался, предлагал вызывать врача, приносил тёплый чай и разведённое в кружке лекарство. Даже холодный компресс мне на лоб сооружал – с уксусом.
А я знаете что в итоге сделала? Я сказала, что хочу с ним обниматься и чтобы он лёг в постель. Он лёг, но я теперь не могла вспомнить, с каким выражением лица. Но зато я отчётливо помнила его шипящий выдох, когда я засунула руку ему в штаны.
Да. Да! Не имею ни малейшего представления, что мной в такие моменты руководит! И какие кони, свиньи и самолёты носились в моем сознании. Зато отчётливо помню, как кололи ладонь жёсткие волосы, до которых не добирались чудеса эпиляции. Как ладно лежит в ладони его плоть.
И тут я снова застонала. Только я, со своим фирменным везением, могла такое сделать!
Но лежал он в ладони действительно ладно. И скользил в ней тоже как надо. И еще я помнила, как Ярослав обречённо стонал. И как в какой-то момент, видимо не выдержав, со всей силы сжал мою ягодицу. Но… но… кажется, это и всё. Не могла же я прохлопать, что у нас было что-то большее, чем это тисканье?
Я аккуратно исследовала свое белье и обработанные шугарингом области. Там вроде было как в рекламе памперсов – тепло и сухо.
В дверях показался Огарёв с горячей кружкой, молча поставил ее на тумбочку. И собрался уйти, но я не дала.
– Ярослав…
– Ну? – Он не оборачивался.
– У меня мозги от перегрева совсем отключаются. Что бы я ни делала сегодня ночью – я не нарочно.
– Нечаянно? – Он всё-таки обернулся. Мрачный. И небритый – вдруг поняла я.
– Да. – Я сглотнула, потянулась за чашкой. И крепко зажмурилась от вкуса тёплого кисло-сладкого напитка.
– То есть ты почти голая, в одних трусах, два часа игралась со мной как с игрушкой – и это всё совершенно случайно? – уточнил Ярослав.
Я почувствовала, что в этот момент цветом лица сравнялась с цветом волос.
А Ярослав методично продолжал меня добивать:
– Напевать гимн и при этом гладить мой пах и приговаривать: «При исполнении государственного гимна всем встать», – это тоже нечаянно?
Мне нечего было сказать. Я хотела провалиться сквозь землю. Я этого не помнила, но была уверена, что Ярослав это не придумал. Так оно, мать ее, и было! А Ярослав, не добавив больше ни слова, ушел, оставив меня с моим стыдом один на один.
* * *
С того утра что-то изменилось между нами. Ярослав Михайлович ходил мрачнее тучи, все мои попытки вернуть отношения в то, недавнее, необременительное и лёгкое русло проваливались. Он вечерами отсиживался в кабинете, перестал есть суп на завтрак, приходил поздно, уходил рано.
Ну раз уж я со своими пирогенами всё испортила, то надо бы мне и уйти. Но я всё никак не могла решиться на окончательный разговор. В конце концов, я уже предлагала, а он отказался. И я вечерами вязала для него чёртов свитер. А по утрам, когда Ярослав уходил на работу – распускала.
Вот такой вот дурдом.
* * *
А однажды утром я проснулась раньше. Наверное, чуть ли не впервые с тех самых пор, как я живу здесь. Я всегда просыпалась в одиночестве. А тут проснулась еще до звонка будильника Ярослава. Ну, проснулась и проснулась. Нет чтобы встать, пойти в душ, поставить чайник. Нет. Нам проблем мало. Нам еще захотелось. Я повернулась на бок и принялась разглядывать Ярослава.
Мы живём бок о бок уже второй месяц. Уже изучила его всего, кажется.
Но, оказывается, нет. Когда Огарёв лежит спящий, неподвижный – он совсем другой. Немного беспомощный. Почему-то кажется близким. И очень… очень красивым. Красивый он не в общепринятом смысле, а в том, моем, личном. Когда ёкает что-то внутри, и мурашки. Только от того, что ты рядом и смотришь.
Поначалу Ярослав, как приличный мальчик, ложился в постель в пижамных штанах и футболке. Но лето и душные ночи сделали свое дело. Сначала исчезла футболка. А потом на смену пижамным штанам пришли шорты.
Широкие, тонкие, свободные, чуть выше колена. И больше на Ярославе нет ничего.
У него по-мужски красивое тело – широкие плечи, мощная грудная клетка, крепкие бедра и рельефные икры. Наверное, тоже каким-то спортом занимался в детстве и юности, мышцы наросли правильно. И весь этот великолепный рельеф покрыт волосами – именно там и так, как надо. Мне вдруг совершенно некстати вспомнилось из книги о приключениях Гекельберри Финна – это был мой любимый герой в детстве: «…Если у тебя волосатая грудь и волосатые руки, то ты будешь богат: это хороший признак!» В
