Одолжи мне жениха - Дарья Волкова
– Ты обещал стриптизёра! – Я капризно надула губы.
– Обещал, – согласился Ярослав, устраиваясь с другого конца дивана. – Но черные плавки забыл, каюсь.
На этом диалог застопорился. Чтобы его оживить, я поднесла к губам бутылку и допила остатки.
– Сильна, – цокнул языком Ярослав. – Так тебя беспокоит судьба Трои?
Я икнула. Мы с Джеком и Джонни икнули втроём. А потом я взяла – и сообщила:
– Виолетта приходила.
Огарёв сразу выпрямился, подобрался весь, как тигр перед прыжком.
– Зачем?
– Вещи забрать.
– Какие?
– Те самые! – фыркнула я. – Которые мне малы.
Огарёв смерил меня изучающим взглядом. Словно мерку снимал.
– И что? Ты по этому поводу так надралась?
– Я не надралась!
– Что тебе сказала Виолетта?
Я была не в том состоянии, чтобы спорить. Скажем честно – я была вообще в никаком состоянии. И поэтому… поэтому…
Если ж cтоль сильно желание слышать
о наших страданьях,
Слышать о страшном последнем часе
разрушенной Трои, —
Сколь ни тяжко душе вспоминать о бедах
cтоль великих,
Я повинуюсь.
И тут снова взметнулись брови – в отличие от Виолеткиных – натуральные, широкие, тёмные и красивые.
– Твою мать… – тихо и обречённо прошептал Ярослав. – Опять стихи…
Но меня было уже не остановить.
Нет, ни Вергилия, ни Гомера я наизусть не стала шпарить. Ибо не знала столько, так, отрывки какие-то невесть откуда всплыли в памяти. А вот историю своего рождения и дальнейшей жизни изложила. Во всех красках и деталях.
Под конец я совсем расклеилась. Джек и Джонни меня покинули, и я сидела и шмыгала носом. Огарёв молчал.
– Ты не пожалеешь меня? – Я зачем-то решила пойти в наступление.
– Нет. Не умею. Но обнять могу.
И гостеприимно распахнул объятия.
Я прильнула к нему спустя секунду. Здесь было мне сейчас самое место.
Под моей щекой мерно стучало сердце под серой рубашкой. На спине лежала широкая горячая ладонь. Нос щекотал запах тёплого чистого тела и немного парфюма. «Так пахнет дом», – подумалось мне. И эта мысль была тревожащей. Мой дом – он же в другом месте.
– Ярослав, – я пыталась говорить уверенно. Ну, по крайней мере, внятно. – Наверное, мне уже пора возвращаться к себе. Уже месяц прошёл. Кажется.
– Домой собралась? – хмыкнул он мне в макушку. – Ты уверена?
Я закивала, елозя щекой по гладкой ткани рубашки. Как же мне это нравится…
– Это после разговора с Виолеттой – простого разговора. – Ярослав пальцем постучал мне по темечку. – Да ты вообще никакая. Куда тебе домой, они же тебя раскатают как ДС сто сорок три.
– Это что?
– Это асфальтоукладочный каток.
Против дорожного катка мне было возразить нечего. И я решила продолжить сопеть в гладкую, вкусно пахнувшую рубашку. И не говори потом, Ярослав, что я тебе не предлагала!
Тяжёлая ладонь переместилась мне на голову.
– Слушай, какая-то ты неправильная красная женщина.
Ладонь погладила голову, добралась до затылка и легла на шею. Стало совсем хорошо.
– Где там твоя огненная магия?
Нечего мне на это было ответить. Нечего.
– Да и вообще… – Рука Ярослава сползла ниже, на плечо. – Зима близко, а ты мне свитер не связала. Вот как свитер довяжешь, так и отпущу.
– Как в какой-то сказке, – пробормотала я.
На меня вдруг навалилась сонливость. И сердце так убаюкивающе стучало мне прямо в ухо.
– Ты вяжи давай.
Это были последние слова, которые я услышала, перед тем как уснула.
– А я распускать буду, – тихо добавил Ярослав.
Но это я уже не услышала.
* * *
Следующий день наглядно продемонстрировал действие закона парных случаев. Ибо я снова преподнесла Ярославу в одном лице сюрприз и проблему имени себя любимой и своего самочувствия. То есть – я заболела.
И – нет, не с похмелья. У меня вообще с этим проблемы бывают редко. Хотя, если учесть начало нашего с Ярославом знакомства… Впрочем, он тогда не знал, что у меня накануне был загул, и тем вечером с бутылкой увидел меня впервые. А на следующий день…
А на следующий день я свалилась с простудой. Утреннюю головную боль приписала старикам Джеку и Джонни, умылась, выпила чашку кофе – завтрак не полез, и пошла нести в мир красоту. К обеду мне стало уже конкретно нехорошо, но я накатила порошка, и жизнь вроде немного наладилась. Но ненадолго. Последних двух клиентов пришлось отменить.
Как я преодолела то небольшое расстояние, что отделяло торговый центр от «Берёзовой рощи», я не помню. Меня бил озноб, и голова от температуры одновременно раскалывалась и кружилась.
Дома я сбросила с себя всё, кроме трусов, закуталась в одеяло и собралась умирать. Хреново было прямо очень. На белом потолке включили какое-то затейливое кино со светильником в главной роли. Тени от проезжавших машин и колыхающегося от сквозняка тюля превращались на потолке в коней, свиней и самолёты. Там было так много всего, а я одна…
Сквозь вязкость жара я услышала, как стукнула дверь. Ярослав что-то спросил, но ответить ему я не смогла – во рту пересохло. Я сбила с себя одеяло и потребовала пить. Пить мне Ярослав принёс. Но это было только начало его испытаний. Даже, наверное, – мучений.
* * *
Первое, что я увидала утром, когда открыла глаза – был Ярослав. Он спал на полу в метре от кровати, подмяв под голову подушку и укрывшись махровой простыней.
Расклад, прямо скажем, неожиданный.
Я села на кровати. Поймала одеяло, прижала к груди. Из одежды на мне по-прежнему были только трусы. Состояние… Состояние – ну не в пример лучше, чем вчера. Немного першило горло, слегка кружилась голова, но и только. Я некоторое время созерцала спящего на полу Ярослава, пытаясь разгадать эту загадку. А потом на меня снизошло озарение. И я зажала себе рот рукой. Нет, пожалуйста, нет, только не это!
Именно в этот момент Ярослав проснулся.
Поворочался, потом сел, поморщился. И хмуро на меня уставился. А я смотрела на него просто с ужасом. Если я опять, как в последний раз с Яриком…
Ой, пристрелите меня сейчас же. Из милосердия! Как мне теперь Огарёву в глаза смотреть?
Вы думаете, что я преувеличиваю? Так вы же ничего не знаете!
Я тоже не знаю, но догадываюсь. С чего Ярослав на меня так мрачно смотрит. А потом вдруг проблеск памяти, всего краткий, но его хватило, чтобы меня накрыло острое желание забиться под одеяло и там стонать от стыда.
Собственно, это я и сделала. Скрутилась в комок, в
