Опасные клятвы - М. Джеймс
Я провожу лезвием по коже, морщась от резкого ожога, и прижимаю большой палец к бумаге. Я смотрю, как она просачивается в пространство рядом с влажными чернилами моего имени, и думаю, что дело сделано. В принятом и окончательно оформленном решении есть определенное облегчение. Теперь отступать некуда.
Когда я отдергиваю руку, и Николай протягивает мне платок, я думаю, что на этом все и закончится. Но Тео допивает виски, отставляет стакан в сторону и выжидающе смотрит на нас с братом.
— Теперь о моей части, — говорит он, и я растерянно смотрю на него.
— Есть еще что-то?
Он обращает на меня свои папоротниково-зеленые глаза, и я вижу в них легкое презрение.
— Ты думала, что только твои традиции имеют значение, Марика? У моей семьи есть свои.
К моему удивлению, я чувствую укол стыда от того, как он смотрит на меня, сменяющийся острой злостью на то, что он вообще посмел так на меня смотреть.
— Я думала, что ты заранее расскажешь моему брату о традициях, которые хочешь соблюсти.
— Он сказал. — Голос Николая холоден, и я понимаю, что я единственная, кто остался в стороне. Это еще больше злит меня.
— И? — Я смотрю на Тео ровным взглядом. — Теперь мы должны выпить кровь друг друга?
К моему удивлению, он ухмыляется. Это смягчает черты его лица и заставляет его выглядеть моложе и даже привлекательнее. Мое сердце снова трепещет в груди, и я немного ненавижу его за это.
— Да, но ты не первая, кто обвиняет в этом ирландцев, девушка, — говорит он, и только когда он доходит почти до конца предложения, я понимаю, что он специально усиливает свой акцент. Он немного издевается надо мной и, думаю, не только это, он понял, какой эффект это произвело на меня раньше.
Я бросаю на него взгляд, не желая, чтобы он снова увидел, как это на меня подействовало.
— Но нет, — продолжает Тео. — По нашему обычаю, обручение должно быть благословлено священником в ночь подписания контракта. Так что, если вы с братом будете так любезны, что прибудете в собор Святого Имени, отец О'Халлоран будет ждать нас там.
Не знаю, почему это меня удивляет. Конечно, он католик, так же как моя семья и все остальные русские, которых я знаю, — православные. Вероятно, он не обращает на это внимания, пока не приходит время следовать подобным традициям. Тем не менее у меня нет особых возражений против этого, и, скорее всего, это будет приятнее, чем порезать себе большой палец минуту назад.
Вот так я и оказываюсь на заднем сиденье машины вместе с братом почти в десять вечера, направляясь в церковь. Я все еще чувствую Адрика внутри себя. Я думаю о том, как он сказал мне, что хочет, чтобы Тео почувствовал его запах на мне, и трепет развратного желания охватывает меня одновременно с вопросом, что бы сказал Адрик, если бы я сказала ему, что сегодня вечером войду в церковь, полная его спермы.
Думаю, это возбудило бы его не меньше. А может, и больше.
— Ты мог бы предупредить меня, — говорю я Николаю, покачивая головой. Я чувствую, как тяжелые сапфиры и бриллианты моих серег качаются, ударяясь о мой подбородок.
— Как будто ты предупредила меня, что опоздаешь? — Его голос холодный и ровный, и я снова чувствую тревогу, что, возможно, он знает больше, чем говорит, о том, почему я опоздала. — У тебя действительно была мигрень?
— Ты обвиняешь меня в том, что я тебе лгу? — Я смотрю на него, но ничего не могу прочесть на силуэте его профиля, в проносящихся мимо огнях города. — А как же иначе?
Он пожимает плечами, по-прежнему не глядя на меня.
— Может, ты планировала оставить меня в подвешенном состоянии. Месть за то, что я вообще все это затеял.
— Николай. — Я смотрю на него, гадая, действительно ли он так считает или пытается выманить у меня правду. Ненавижу все это, мы с братом всегда были близки, и такое ощущение, что это действительно отдаляет нас друг от друга.
В этом есть и твоя вина. Если бы ты не поддалась Адрику…
Я отгоняю эту мысль.
— Николай, я просто заболела. Прости меня. И ты прав, надо было позвонить. — Я просто не могла, потому что пальцы моего телохранителя были у меня между ног. Мне так жаль.
— Да. — Слово прозвучало отрывисто. — Мне нужно, чтобы ты была осторожнее, Марика. Тео не тот человек, с которым можно шутить.
Я понимаю, что часть его гнева вызвана беспокойством. Может, сегодня Тео и не был зол, но он боится, что в будущем я сделаю что-то, что его разозлит. Что я надавлю на Тео и в итоге пострадаю. Или я буду неосторожна, и Тео узнает, чем мы занимаемся.
Осознание этого заставляет меня чувствовать себя еще более виноватой.
— Я знаю, — тихо говорю я ему. — Я буду осторожна. Обещаю.
Николай кивает. Остаток пути мы едем молча, пока машина не останавливается перед церковью, и водитель выходит, чтобы открыть нам дверь.
— Думаю, Тео уже внутри, — говорит Николай, поднимаясь по ступенькам.
И он снова ждет нас.
Внутри церкви тепло и слабо освещено, пахнет ладаном. Я на мгновение замираю в нефе, вдыхая его, позволяя ему успокоить меня. Мой отец никогда не был набожным, как и мы с Николаем, но моя мать была такой. У меня очень слабые воспоминания о том, как она привела меня в здешнюю православную церковь, как под моими коленями оказалась скамья с грубым ковром, запах ладана и негромкий гул окружающих нас людей. У меня вообще очень мало воспоминаний о ней, и это утешает.
— Марика. — Строгий голос Николая прорывается сквозь мои мысли, и я следую за ним в церковь.
Тео уже ждет нас. Он сидит за кафедрой и разговаривает со священником, который на вид моложе самого Тео. Перед ними лежит папка с брачным контрактом, и
